Таксопарк

Муртазова сбросила с плеч фуфайку, повесила ее на гвоздь за шкафом. Да, она была не в себе, это точно. Послала судьба зятя. Проку от него, балбеса! В дом взяла огольца. В общежитии жил, в резиновых сапогах под брюками на праздники ходил. А форсу-то, форсу… Один раз поручила ему дело сделать — на тебе! Хорошо еще, не растерялся, сообразил сказать, что перекупил покрышки у какого-то таксиста. Крик дома поднял: «Вы меня на преступление толкаете!» И дочь хороша — варежку раскрыла. Жрать-то они горазды. И на машине раскатывать… Не будь внука — плюнула бы на эту канитель, живите как все, внука жаль. Ей-то самой много ли надо? Одно пальто пятый год не снимает. И перелицовывала, и подкладку меняла… «Что вы себе, мамаша, приличную крышу сладить не можете?» Крышу! Пальто, значит. Тьфу! Разговаривать, как люди, не могут… Жаль, муж умер, он бы им показал, как надо родителей благодарить за все удобства и удовольствия. Крутой был мужчина. Сорок лет таксистом проработал. Не очень-то разрешал на себе воду возить. И уважали бы больше. А то самое обидное, зять ее презирает. Живет в ее квартире, отдыхает на ее даче, катается в ее машине и презирает. Вот падло-то! А старость подойдет, не спросит! Уже пятьдесят восемь. Еще год-два, и концы… Нет, не перепишет она на дочь свое хозяйство, пусть хоть слюной зайдутся, не перепишет, хватит с них и того, что имеют. Нагорбатилась она с мужем за век… Они умные, да и она не дура!.. Действительно, смешно — такие дела проворачивает, весь парк в кулаке держат, даже сам Вохта, на что мужчина крутой и то с нею считается. И на тебе! Перед зятем робеет. Перед этим стрючком в импортных очках (тоже купленных ею при случае) робеет. Был бы и вправду серьезная персона. Ученый. Принципиальный. А то ведь мелкая душа. Только что язык подвешен, а так плюнь-разотри. И как он тогда в милиции не раскололся, ее не повязал, чудо просто. Понимает, стервец, что все тогда в пыль обратится. На все государство руку наложит, на недвижимое и на движимое. Интересно, автомобиль, с точки зрения закона, — недвижимое или движимое? Надо порасспрашивать…

Тяжело вздыхая, Муртазова перенесла массивную фигуру в подсобное помещение, сбросила тапочки и, пошуровав ногой под табуретом, выгребла туфли. Присела, поправила чулок…

В железную дверь склада постучали.

— Нечего, нечего! — крикнула она, не поднимаясь с табурета. — В дежурку ступай!

Стук в дверь повторился.

Ругнувшись, Муртазова сунула ноги в тапочки и, хлопая подошвами о цементный пол, прошкандыбала до двери. Откинула металлическую ставню и выглянула в забранное решеткой оконце.

— Господи, Андрей Александрович, — пропела она на свой обычный манер. — А я уж и пломбир приготовила.

Вопреки обыкновению Тарутин не стал обходить стеллажи, заставленные деталями и агрегатами, а направился прямо к рабочему месту. Муртазова, ступая следом, настороженно смотрела в его высокую спину.

— Крылья правые получили, Андрей Александрович. Наконец-то. Их, оказывается, в тупик загнали где-то в Харькове…

Не оборачиваясь, Тарутин прервал ее резко и негромко:

— Сядьте, Муртазова. И слушайте меня внимательно.

— Батюшки! Стряслось что?

Муртазова нащупала рукой табурет и медленно присела, не сводя глаз с директора.

— Вы сейчас опломбируете склад и сдадите ключи мне.

Блеклые брови Муртазовой скакнули вверх, сдвинув на лбу кожу в глубокие серые морщины.

— Новости какие-то, Андрей Александрович. — Голос ее оставался все тем же мягким и доброжелательным. — Или провинился кто чем?

— Приказ. — Тарутин протянул ей лист.

Муртазова взяла бумагу и принялась читать.

Тарутин ждал. Всю вторую половину дня он сегодня занимался этим вопросом. Ездил в милицию, ознакомился с протоколом, разговаривал в парткоме и профкоме. По статусу своему он был вправе единолично решать вопрос о ревизии. Но слишком все это было серьезно — отрезать на несколько дней парк от центрального склада. Существовала «дежурка», но надолго ли ее хватит? Вдруг увеличится аварийность или возникнет что-либо непредвиденное? Но самым сложным оказалось собрать ревизоров. Основной костяк группы народного контроля — водители — кто работал на линии, а кто отдыхал дома. С этим вопросом тоже справился…

— Приказ. — Муртазова положила листок на стол. — И все же непонятно: с чего вдруг вы всполошились?

— Там написано. Внеплановый переучет. В связи с наступлением зимнего сезона.

— Зима-то приходит по плану. — Муртазова покачала пальцем у своего широкого носа. — Ох, темните, директор. Что-о-о это вы задумали, бедовая головушка? Или мне заранее подать заявление, а? По собственному желанию. И возраст пенсионный.

— Не стоит, Раиса Карповна, — в тон проговорил Тарутин. — Если что ревизия обнаружит, то какое там собственное желание! По статье уволю. И дело передам куда следует.

— Вот оно как. — Голос Муртазовой твердел. — Сами видите, какое хозяйство. Песок. При охоте всегда упущение найти можно.