Тактические учения

Дом принадлежал кому-то с ее работы. Он назывался «Форт доброй надежды», и стоял на Корнишском побережье. «Его только что вернули после реквизиции,» сказала она. «Я думаю, что мы найдем его в весьма плохом состоянии.»

«К этому мы привыкли,» сказал Джон. Ему не приходило в голову, что она может провести отпуск не с ним. Она была такой же его частью, как искалеченная и больная нога.

Они приехали в ветреный апрельский полдень поездом с обычными неудобствами. Такси провезло их на восемь миль от станции, по глубоким Корнишским аллеям, мимо гранитных коттеджей и заброшенных оловянных рудников. Они подъехали к деревне, давшей дому почтовый адрес, проехали через нее по дороге, которая внезапно вырвалась из высоких берегов на открытое пастбище на краю утеса, над ним в вышине клубились облака и кружили морские птицы, земля под ногами трепетала от изобилия диких цветов, в воздухе была соль, под ними ревел Атлантический океан, разбиваясь о камни, недалеко синяя полоса вспененной воды, а за нею безмятежно изгибался горизонт. Тут и был дом.

«Твой отец,» сказал Джон, «сказал бы: „Ваш замок возведен в приятном месте.“

«Да уж…»

Это было небольшое каменное здание у самого обрыва, которое построили сто или более лет назад как форпост, превратили в частный дом в мирные годы, снова отобрали во время войны под радиостанцию ВМС, а теперь опять вернули к более спокойной службе. Катушки ржавых проводов, мачта, бетонный фундамент будки, свидетельствовали о прежних хозяевах.

Они заплатили таксисту и занесли вещи в дом.

«По утрам из деревни будет приходить женщина. Я сказала, что этим вечером она не понадобится. Я вижу, она оставила нам керосина для лампы. И огонь развела, слава богу, и дров много. О, взгляни, что папа подарил. Я обещала не говорить тебе, пока мы не приедем. Бутылка виски. Как приятно с его стороны. Он копил свои пайки три месяца…» Элизабет говорила живо, разбирая багаж. «Для каждого из нас есть комната. Это -единственная нормальная гостиная, но есть и кабинет, если захочется поработать. Я полагаю, нам будет очень удобно…»

Гостиная комната был построена с двумя широкими эркерами, каждый со стеклянной дверью, ведущей на балкон, который нависал над морем. Джон открыл одну, и морской бриз заполнил комнату. Он вышел, глубоко вдохнул, и затем сказал внезапно: «Эй, а тут опасно.»

В одном месте между окон чугунная балюстрада обломилась, и каменный выступ открыто нависал над утесом. Он посмотрел в провал на пенные камни внизу, на мгновение озадаченный. Неправильный многогранник памяти неуверенно покатился и встал.

Он был здесь прежде, несколько недель назад, на галерее маяка из того быстро забытого кино. Он стоял, глядя вниз. Точно так же волны накатывали на камни, рушились и опадали брызгами. Был их шум; была сломанная решетка и открытый уступ.

Элизабет все еще говорила в комнате, ее голос тонул в шуме ветра и моря. Джон вернулся в комнату, закрыл дверь и задвинул щеколду. В тишине она говорила «…только на прошлой неделе забрали мебель из хранилища. Он оставил женщину из деревни расставить ее. У нее какие-то дикие идеи, должна заметить. Только посмотри, куда она поставила…»

«Как ты сказала, называется этот дом?»

«Форт добрая надежда.»

«Хорошее название.»

Вечером Джон выпил стакан виски своего тестя, закурил трубку, и строил планы. Он был хороший тактик. Он неторопливо произвел умственную «оценку обстановки». Цель: убийство.

Когда они поднялись, чтобы лечь спать, он спросил: «Ты упаковала таблетки?»

«Да, новый пузырек. Но я уверена, что сегодня мне они не понадобятся.»

«Мне тоже,» сказал Джон. «Воздух чудесный.»

В течение следующего дня он разбирал тактическую задачу. Она была очень простой. У него уже было «штабное решение.» Он разбирал ее в словах и формах, которыми пользовался в армии. «…Местность, открытая противнику… достижение внезапности… закрепление успеха.» Штабное решение было образцовым. В начале первой недели, он начал осуществлять его.

Сначала он понемногу сделал себя известным в деревне. Элизабет дружила с хозяином; он – герой войны, еще не привыкший к гражданской жизни. «Первый отпуск вместе с женой за шесть лет,» сказал он в гольф-клубе, а в баре более доверительно намекнул, что они думают наверстать упущенное время и создать семью.

На другой вечер он говорил о тяготах войны, которые для гражданских хуже, чем для военных. Его жена, например, натерпелась: работала весь день в конторе, а ночью бомбежки. Ей надо отдохнуть, где-нибудь в одиночестве да подольше; нервы у нее измотаны; ничего серьезного, но сказать правду, он не очень рад этому. Вообще-то в Лондоне он видел пару раз, как она бродила во сне.

Его компаньоны знали о подобных случаях, волноваться особо не о чем, но следить надо, чтобы не развилось во что-нибудь худшее. Она ходила к доктору?

«Еще нет,» сказал Джон. «Вообще-то она не знает, у нее лунатизм.» Он уводил ее в постель, не будя. Он надеется морской воздух будет ей полезен. Вообще-то она выглядит уже намного лучше. Если будут еще признаки беды, когда они вернутся домой, то у него есть на примете очень хороший врач.