Полученные новые госпитальные вещи, о которых доносилось рапортами, истлевали. Взамен их получались другие, и снова продавались. Наконец, тысячи еще подобных же безобразий, которые так известны, даже, я скажу, приняты, что на них и не обращалось никакого внимания.
Но все же я не могу не описать еще одно злоупотребление, которое, по справедливости, можно назвать преступлением. Цены на все припасы для подвижных госпиталей всегда назначались двойные, по сравнению с госпиталями постоянными, а потому для подрядчиков была большая выгода заставлять больных путешествовать. Это для них было тем более выгодно, что в дороге редко выдают, что предписано получать, поэтому врачи, сговорясь с подрядчиками, слишком часто перемещают больных. В дороге больные, большей частью, умирали, а подрядчики разживались и богатели. Таким образом, все шло гладко.
Из 11 миллионов, потраченных на наши госпитали, по крайней мере 10 миллионов было украдено.
Пожалуй, скажут, что такой строгой честности человек, как гр. Каменский, а также и его дежурный генерал Сабанеев, не уступавший в этом качестве своему начальнику, могли бы не допускать всех этих злоупотреблений, но это было невозможно, ибо после целого ряда сражений и забот люди делаются как-то связанными друг с другом взаимными интересами, и в эти периоды нельзя подчеркивать какие-либо недостатки и указывать виновных.
А подрядчики госпиталей обладали еще искусством пользоваться расположением начальников канцелярий, от которых, как я уже говорил, в России зависит все.
Я должен был возобновить контракты, но главный подрядчик, капитан Шостак, всегда находил какой-либо предлог, чтобы отдалить заключение контрактов. Генерал Сабанеев сделал все возможное, чтобы понизить цены, но мне удалось достигнуть сбережений еще на 500 тысяч рублей. Когда же я узнал о назначении Кутузова главнокомандующим, то я тотчас же отменил свое распоряжение об утверждении цен; за то Шостак, наверное, вручил бы мне эти полмиллиона, если бы только я их потребовал.
Но я был далек от этого, и все мои поступки могут доказать, что я никогда не был замешан ни в каком гнусном поступке.
Всякий иностранец, служащий в России, должен вести себя с необычайной осторожностью.
В общем же было очень хорошо, что я оттянул торги, потому что Кутузов нашел возможным выторговать еще 300 тысяч рублей.
Великий визирь Кер-Юсуф-паша зимой был смещен, лишен всего своего имущества и изгнан; он был старый и слабый человек. На его место назначили назира Браилова Ахмета. Он был лаз[112]
, и не константинополец; в этом последнем он жил очень мало и совсем не привил себе ни привычек, ни обычаев турок, которые презирали его за это и находили диким. Отчасти это была и правда, так как он был скорее солдатом, чем царедворцем.Начало служебной карьеры Ахмета было не особенно почетно: будучи владельцем судна, он сделался пиратом, но затем изменил род своей деятельности и стал служить султану верой и правдой. Во время войны 1788 г. он был взят в плен в Галаце, но князь Потемкин отличил его между другими и возвратил свободу. Такой великодушный поступок князя Потемкина остался навек в памяти Ахмета, и он всегда с благодарностью вспоминал своего благодетеля.
Ахмет был человек ума и сердца, а главное – имел твердый характер, что у турок всегда выражается в строгости, а у русских в жестокости. Он очень любит говорить, и говорит действительно хорошо; отлично знает все дела Европы, чего было трудно ждать от него, как от турка вообще, а тем более как не получившего никакого образования. Он ненавидит французов и любит русских. На Наполеона всегда смотрел как на врага. Его сильно печалил недостаток цивилизации в его нации и злоупотребления деспотического правления – грабительского, кровожадного и в то же время слабого.
Для того чтобы быть хорошим генералом, ему недоставало только военного образования, тогда как смелостью, энергией, предприимчивостью и тактом он обладал в достаточной степени. Он чрезвычайно строг со своими соотечественниками и милостив и человечен с иностранцами. Он известил меня о своем назначении, в ответ на мою депешу, посланную еще его предшественнику, где я уведомлял его о болезни графа Каменского и о том, что выбор Его Величества пал на меня как на командующего армией. В своем ответном письме Ахмет выразил желание, чтобы наши дворы сблизились и взаимно прислали бы уполномоченных.
Я исполнил его желание и послал в Шумлу Петра Фонтона, а он в свою очередь прислал в Бухарест Мустафу-ага, своего приближенного и большого друга.
Мустафа застал там еще гр. Каменского, и, по окончании их свидания, некто Хамид-эфенди был послан к Италинскому для начала переговоров о мире. Конференция должна была происходить в Рущуке, но Италинский не хотел переезжать, и Хамид, вместе с греческим драгоманом Апостолаки, прибыли в Бухарест.