Тактика победы

Я часто уже говорил о нем и знал его за двойного шпиона. Когда однажды к нему приехал какой-то важный турок, считавший его за преданного своему отечеству, и откровенно рассказал о всех замыслах султана, то Манук выказал ему ложное сочувствие и преданность, но вскоре Фонтон был извещен об этом разговоре, а затем мы узнали все подробности их интриг в Константинополе с целью помешать заключению мира.

Из Разграда визирь двинулся к Рущуку. Я совершенно не понимал его цели, так как не мог же он надеяться взять Рущук приступом, а тем менее осадой. Он мог бы заставить нас оставить Рущук, если бы он в начале кампании перебросился на правый фланг, к Гирсову, или к Ольте – на левый; но и этот расчет, хотя и не совсем верный, мог бы дать ему только кратковременный успех.

Как только Кутузов узнал о движении Ахмета, он тотчас же выступил на Гирсово, где я расположился биваком за старыми ретраншементами так, что мы не были заметны.

Генерал Войнов с 10-ю эскадронами Белорусских гусар и 3-мя батальонами 39-го егерского полка (бывшего Брянского) присоединился ко мне, и ген. Турчанинов с батальоном Олонуцкого полка успел прибыть в Турно. Таким образом, я усилился до 12 тысяч. Рущук был занят ген. Эссеном с 12 батальонами, выставившим на аванпосты 10 эскадронов Чугуевских улан и 2 полка казаков Лыковкина и Астахова. Кроме того, ген. Энгельгардт с 4-мя батальонами занимал окрестности Рущука.

Великий визирь, верный старым военным привычкам своей нации, не делал ни одного шага без окапыванья и, между Разградом и Писонцы, окружил укреплениями все возвышенности, лежащие над ущельем, образуемым р. Ломом. Это дефиле, расположенное в 25 верстах от Рущука, должно оказать полное сопротивление нашему наступлению, так как достаточно было 100 человек, занявших его, чтобы отчаянно сопротивляться. Затем великий визирь, укрепив это дефиле, подошел к селам Бузину и Кадыкиою, расположенным в 15 верстах от Рущука, и там снова окопался.

Когда Кутузов постиг все замыслы визиря, то двинулся на Гирсово и там решил перейти Дунай, а затем дать генеральное сражение, которое успокоило бы нас до конца этой кампании. План Кутузова был превосходный, но нас всех страшно удивило, что он был придуман самим Кутузовым, от которого нельзя было ожидать таких быстрых решений.

Генерал Войнов, всегда недовольный своим положением, не находил нужным скрывать этого; хотя это и очень беспокоило Кутузова, но он был в большом затруднении, каким бы назначением удовлетворить самолюбие Войнова. Наконец он решил передать ему командование всей кавалерией, которую он отделил от моего корпуса и от корпуса Эссена.

Распоряжение это было совершенно неправильно и могло повести к печальным последствиям, так как в войне с турками всякий генерал, командующий какою-нибудь частью армии, должен непременно иметь свою кавалерию, чтобы употребить ее в дело, когда это представится необходимым. Часто успех всего сражения зависит от своевременно произведенной атаки кавалерии.

Когда же начальство над всей кавалерией поручено другому генералу, то успех дня может сильно пострадать, так как при слишком длинной линии фронта одному лицу трудно следить за ней, чтобы нигде не пропустить каждого момента для атаки.

Нас было три генерал-лейтенанта, и Кутузов мог бы образовать три корпуса из всех родов оружия, и мы бы с Эссеном охотно уступили бы Войнову часть нашей пехоты, лишь бы сохранить при себе нашу кавалерию, которая была нам так полезна. Кутузов передал Войнову также начальство над аванпостами, что очень обидело Эссена, так как он заведовал ими всю зиму, проведенную в Рущуке.

С 18 по 20 июня Войнов, со своей обычной безрассудностью, произвел несколько разведок турецкого расположения и забрал несколько неприятельских постов. В числе взятых им пленников находился один польский ренегат, гость великого визиря о котором последний очень сожалел.

Кутузов имел намерение до начала сражения скрывать свои силы за укреплениями Гирсова и только тогда их выставить, когда сражение станет неизбежным. Это был великолепный план, тем более, что великий визирь предполагал, что в нашей армии не более 10 тыс. человек, тогда как у нас было 18 тыс. Но одно неожиданное обстоятельство помешало всем этим соображениям главнокомандующего.

19 июня я перешел Дунай и засел на низкой равнине, где находились в прошлом году наши траншеи. Таким образом я был скрыт от турок.

20 июня, на рассвете и при сильном тумане, когда нельзя было рассмотреть, что делается в 10 шагах, 5000 отборных всадников турецкой конницы напали на наши аванпосты и, захватив их, бросились на бивак Чугуевских улан, которые едва только успели вскочить на лошадей. Этот полк никогда не пользовался хорошей репутацией, но на этот раз он превосходно вел себя, имея во главе полковника Бенкендорфа – флигель-адъютанта Государя и волонтера нашей армии. Это последнее обстоятельство очень важно, так как он доказал, что и волонтеры могут быть на что-нибудь годны.