Тактика законодательных собраний

Приведу в качестве примера один из вопросов, предложенных по табелям 1788 года при созыве генеральных штатов: нужно ли требовать известного ценза для избирателей и избираемых? Здесь два различные предложения соединены в одно. Нужен ли ценз для избирателей? Нужен ли ценз для избираемых?

Вот два совершенно отдельных вопроса, которые должны и решаться отдельно применительно к разным обстоятельствам; один из них может быть разрешен отрицательно, а другой утвердительно. Соединение же того и другого вводит в заблуждение; это заставляет считать их связанными и требующими общего утвердительного или отрицательного решения[7].

Представьте себе, что в одном предложении на самом деле содержатся два, из которых вы согласны с одним и не согласны с другим. Если оно остается не разделенным, то какое бы ни было вынесено решение, вы будете неудовлетворены. Когда же оно разделено, вы, напротив, свободны в выборе и можете голосовать за одну часть, отвергнув притом другую. То же может случиться и с целым собранием. Благодаря сложности предложений, собрание, свободное от всякого внешнего принуждения, может утратить свободу действий в силу как бы внутренней необходимости. Хороший закон может способствовать проведению дурного. Бывают обстоятельства, при которых можно принудить собрание пожертвовать даже важнейшими его правами. Представьте себе, что ему предлагают ввести закон не только целесообразный, но даже совершенно необходимый для самого собрания или же для интересов государства и вместе с тем включают в этот закон другой, которым отнимают у собрания его главные прерогативы. Что может оно сделать? Приходится подчиняться и продать свое право первородства за блюдо чечевицы.

Такой маккиавелизм может показаться ни на чем не основанным. Однако в истории есть множество подобных примеров. Так, в древних республиках инициатива законов принадлежала исключительно сенату. Народу же представлялось право принимать или отвергать предложение в его целом. Правители пользовались этим и заставляли народ покупать желательный и необходимый закон ценой другого, несоответствующего народным интересам.

Надо придерживаться ясного и простого изъявления своей воли, не присоединяя доводов и взглядов от нее независимых.

Не следует смешивать мотивировки с самим законом. Если нужно объяснить его народу, это можно сделать во вступлении или в особых примечаниях; сам же закон должен содержать лишь чистое выражение воли законодателя и только. Закон не может быть слишком простым, ясным и бесспорным, так как он является, в сущности, лишь правилом для поведения. Если в включите в текст его известные соображения и взгляды, то будете иметь против себя всех тех, кто не разделяет этих соображений или не придерживается этих взглядов. От этого закон не только не станет более убедительным, а напротив, значительно потеряет в силе, так как он явится предметом споров и мишенью для нападок.

Иногда достаточно одного эпитета, чтобы испортить простое и чистое выражение воли. То же может случиться от выбора термина, имеющего оттенок порицания или одобрения, тогда как следовало бы выбрать термин нейтральный: напр., «еретический» вместо «не католический», «нововведение» вместо «изменение», «ростовщичество» вместо «нелегальный интерес» и т. д. Такие тенденциозные термины страдают тем же недостатком, на который мы указывали выше, – а именно, они содержат в себе сложные предложения; они выражают не только факт, с которым все могут быть согласны, но и мнение, которое может быть принято одними и отвергнуто другими.

Например, постановлено следующее: «ни один еретик не имеет права заседать в этом собрании». Первое предложение: «Постановлено, что лицо, не принадлежащее к установленной в государстве религии, не имеет права заседать в этом собрании». Второе предложение: «Это собрание объявляет, что все, кто исповедует другую религию, заслуживают в его глазах позорное наименование еретиков».

Вот два предложения, совершенно различные и чуждые друг другу. Одно выражает волю, относящуюся к факту, другое объявляет личное мнение голосующего. Одно и то же лицо может принять первое и отклонить второе.

Смешивать, таким образом, в одном предложении две различные вещи, это значит совершать нечто вроде фальсификации и без всякой надобности вредить свободе голосований. Таким образом, вследствие включения в текст закона посторонних мнений и доводов, предложение может быть отвергнуто и в том случае, если оно отвечает общей воле собрания.

Действительно, даже если все голосующие согласны с самим предложением, они могут сильно расходиться во мнениях относительно представленных доводов. Заставить из принять соображения, с коими они не согласны, было бы равносильно требованию от них ложного показания или принуждению их к неправде в самом тексте закона.

Предположим, что сделано следующее предложение?