Таль 8. Остаться собой

Дома я с ногами забралась на диван, уткнулась носом в колени и задумалась. Ведь даже у Райна, имеющего собственный замок и поддержку влиятельных друзей, в жизни все довольно непросто. Как смогут устроиться на новом месте молодые вампиры? Примут ли их люди или Райнкард был прав и жизнь, которую мы им подарили — это жизнь изгоя?

Тэль сел рядом со мной и притянул к себе, обнимая.

— Вот что с тобой опять происходит? — вздохнул он. — Я думал ты рада будешь, что теперь есть возможность их навещать прямо отсюда.

— Я рада.

— Оно и видно.

— Правда рада. Просто этот разговор с Вельдом… На их месте я тоже не знала бы как жить дальше. Может, если бы остался человеком, он смог продержаться до снятия карантина. Лечил же он себя до этого. Хотя вряд ли он в первую очередь лечил бы себя, с его-то чувством вины.

— Если бы его не обратили, он умер бы, как и все, кто остался в городе. И в тот момент, когда ты его привела, магом он уже не был, так что помочь ни себе, ни другим не смог бы. Он сделал все, чтобы спасти как можно больше людей. Если бы не его усилия, вполне возможно, что эпидемия вспыхнула на день раньше, а учитывая, что известно о ней стало случайно, выживших были бы единицы, если бы вообще были. Из таких, как он, получаются самые лучшие врачи, если есть кому уберечь их от ошибок. Его не уберегли. У людей есть такое явление, как медленное выгорание, когда маг, выливаясь раз за разом, начинает дестабилизировать ауру, и чтобы сохраниться, та капсулируется, переставая взаимодействовать с резервом. Пару-тройку заклинаний еще можно сделать за счет обрыва, но это с высокой вероятностью приведет к гибели мага. Бывшего мага, — уточнил Тэль.

— Так вот почему нельзя выливаться больше трех раз. То есть четырех, — поправилась я.

— Для адептов запрет стоит именно на трех, потому что у вас структура еще только формируется и менее стабильна. Опытные маги, такие как Элтар, Кайден, Райли, да и я могут выливаться без особого риска до пяти раз, но мы все же стараемся этого не делать. На стабильность может повлиять какой-нибудь неучтенный фактор, и если для людей это потеря магических способностей, то для нас — смерть. Ты же помнишь, что случилось с Милиниэлем?

— Помню, конечно. Будь осторожен, пожалуйста.

— Это мне ты говоришь? — усмехнулся эльф.

— Я тоже стараюсь, но мне бывает трудно правильно оценить свое состояние.

— Как и всем, кто думает в первую очередь о других. Я по молодости тоже не всегда мог сам вовремя остановиться.

— Да, я помню.

— О чем? — удивился эльф.

— О том, как тебя с применением подручно-ударных средств в Предгорьях из боя выводили.

— Вот-вот, — подтвердил Владыка. — Надеюсь пример Вельда станет для тебя тем же, чем для меня когда-то случай с Борхом, и ты навсегда запомнишь, что для того, чтобы продолжать помогать другим, нужно в первую очередь позаботиться о себе. Если бы тогда я остановился, мог бы и дальше командовать боем, а не отвлекал от этого генерала и уж тем более не сломал бы жизнь тому, кто всех нас спас. Пойдешь завтра к Райну?

— Не знаю. А ты не против?

— Наоборот, я рад, что ты поддерживаешь новообращенных, да и его самого. Это дает шанс, что на этот раз вампиры все же ассимилируются среди людей. Райн ведь до этого был последним. Мы чуть не потеряли целую расу, понимаешь?

— То есть ты даже рад, что вампиров стало больше? А как же ваша вражда? — удивилась я.

— Таль, если бы я был против, я не допустил бы этого еще там, в Мертвом городе. Но Райн, на мой взгляд, и раньше был одним из самых достойных представителей своей расы, а сейчас он живет среди людей практически как равный. Ты вообще в курсе откуда пошла вражда между эльфами и вампирами?

— Я так поняла, что дело в вашей крови. Она вроде бы какую-то силу вампирам дает или что-то вроде того. Но я точно не помню.

— Не силу. Точнее и силу тоже, но главное отличие от человеческой в том, что она принудительно меняет ипостась на боевую. Для матерых вампиров, таких как Райн, это скорее досадное неудобство и потеря контроля над ситуацией, а для молодых, особенно если долго не удается сменить ее первый раз… — эльф на некоторое время умолк, и я не стала его торопить, мне нравилось просто сидеть рядом и слушать его голос. — Проблема в том, что сохранить разум при этом удается буквально единицам, даже рожденные вампиры могут стать дикими, напившись нашей крови. Но это хоть и являлось проблемой для обоих наших народов, все же не носило массового характера, скорее было жестом отчаяния для отдельных представителей их расы. Значительно сложнее было удержать жаждущих мести родственников жертвы, поскольку далеко не всегда они довольствовались вирой даже в виде жизни другого вампира. От Владык очень часто требовали истребить вампиров поголовно. Если сейчас кто-то кроме тебя узнает, что я хочу помочь возродить их расу, а не изучаю врага на случай необходимости истребления, быть беде.

— Я поняла. От меня никто об этом не узнает.