– Вы так молоды. Сколько вам?
– Не так уж и молода. Мне двадцать семь. Скоро будет двадцать восемь. Хотя, конечно, женщинам не говорят о возрасте.
– Женщинам – нет, экспертам – вполне. Мне неделю назад исполнилось двадцать девять. Собираюсь отметить одновременно со встречей нового тысячелетия. Как же я ненавижу всех, кто постоянно говорит об этом Миллениуме, о проблеме двухтысячного года…
Юля засмеялась.
– Я тоже не люблю. Надоели.
– А где вы празднуете? Где-нибудь в Париже, возле Эйфелевой башни? Как и положено эксперту Аукционного дома?
– Дома, с семьей, наверное. Во Владимирской области. Почти Париж. До свидания.
Матвей кивнул.
– До свидания, Юля. Рад знакомству, надеюсь, еще увидимся.
Она вышла, захлопнула дверь и направилась к метро. Когда она зачем-то обернулась, то с удивлением обнаружила, что он смотрит ей вслед.
Можно ли сказать, что Юля не придала значения этой встрече? Разумеется, можно. Много позже она пыталась вспомнить ее во всех подробностях, чтобы понять, где, в какой момент она должна была угадать, осознать, что это знакомство будет иметь значение для будущей ее жизни? Ведь непременно в какой-то миг пространство преломилось, а время замерло, и где-то на одной из картин, на холодной стене галереи, на рисунке Моне или же в глазах Матвея, устремленных на нее, должен был возникнуть знак. Предупреждающий о чем-то важном. Но ей никак не удавалось вспомнить это мгновение. У нее не было предчувствий, дежавю, странных снов. Не было удивительных совпадений, электрических токов и режущих пространство молний. Ничего. Она просто подумала, что Матвей Вишняков отлично разбирается в предмете и куда лучше было бы работать в паре с ним, чем с бестолковой Наташей. И еще, что у него довольно-таки странная машина. Только и всего. Хотя нет, про машину она подумала уже позже, много лет спустя.
И все-таки. Если обратиться к фильмам: в любом из них режиссер по каким-то неявным приметам дает нам понять, что встреча героя и героини произошла. Иногда это бывает сделано, что называется, в лоб, как в «Кавказской пленнице»: герой встречает девушку, про которую сказано, что она спортсменка, комсомолка и красавица. Как не влюбиться! А иногда встреча замаскирована под «случайную», но зритель неминуемо с первой секунды догадывается: Ага! Вот она, главная героиня! У них точно будет роман!
Почему этого не происходит в жизни? Или же она была слишком невнимательна? Торопилась, спешила, раздумывала, как и в чем следует встречать новое тысячелетие? Почему не поняла, не увидела, не приготовилась заранее, как кошка, которая приземляется на четыре лапы, падая с высоты? Ведь любовь – всегда падение, всегда потеря контроля и тверди под ногами, так падаешь только из открытой двери самолета, когда сильная рука инструктора толкает тебя в спину. Мгновения ты паришь, замирая от ужаса и восторга, осознавая, где-то в глубине души, что за плечами – парашют. Но в жизни нет ни парашюта, ни инструктора. Нет и четырех лап. И уж если решишься, то прыгаешь на свой страх и риск. Так почему же не было предупреждающих знаков?
Осознание пришло позже, когда они встретились во второй раз. Матвей пришел в офис НАДа, чтобы оформить сделку по продаже картин, а потом вдруг предложил Юле свозить ее в субботу к Раисе Белогородовой, чтобы экспертам проще было понять ее манеру писать, уловить за яркой поверхностью полотен скрытые символы, перекодированные в язык живописи.
Юля согласилась. Раиса жила за городом, и, как и думала Юля, – оказалась одинокой женщиной средних лет, меланхоличной, печальной, но весьма и весьма энергичной. Она производила приятное впечатление и вызвала у девушки горячее желание помочь. Пусть ее картины увидят свет!
На обратном пути у них от мороза не завелась «девятка», и пока нагревались свечи зажигания, Матвей успел сообщить, что любит итальянскую пиццу с базиликом и не ест мяса. То же самое Юля сказала о себе. Через некоторое время они выяснили, что оба ни черта не понимают в музыке, но отдают предпочтение испанской гитаре. А когда ехали обратно, Юля рассказала, как в детстве нашла альбом с картинами Ван Гога и плакала, не выдержав вдруг охвативших ее эмоций. Резко затормозив, Матвей остановил машину и с изумлением взглянул на нее:
– Это была книга в черно-белой суперобложке? – спросил он, – Небольшая? Отпечатана в ленинградской типографии?
– Видимо да, – Юля улыбнулась. – Тогда печатали не так много альбомов с картинами Ван Гога. У тебя тоже была такая?
Они не заметили, как перешли на ты.
– Более того, я тоже плакал, когда впервые увидел те картины! Мне было тогда лет восемь, может десять…
– Вот как бывает, – задумчиво произнесла Юля.
– Вот как бывает, – повторил он.