К середине ночи, когда я уже валюсь с ног, а в комнате давно погасили свет и поют песни, хозяин выбирается на кухню, прихватив с собой первых попавшихся у двери, то есть меня и Лизу — и долго там меня изучает, осторожно поворачивая, боясь раздавить ручищами — и рассказывает Лизе и пришедшему меня искать Ивану, какая я красивая. Никто еще никогда не говорил обо мне так. Лиза меня хвалит, Иван мне улыбается — и я счастлива. Я пьяна, я счастлива и я очень хочу спать.
А рано утром, как только открывается метро, мы с Иваном уезжаем — его шатает от усталости, он тащит мой ноутбук, я несу пакет с работой, и он спрашивает меня наконец, где я живу. Он провожает меня до дому.
— Заходи.
Иван ставит сумку с ноутбуком на пол, и, пока я раздеваюсь, бегло скользит взглядом по прихожей, по кухне, по гостиной, где я уже зажгла свет, и где во всем своем великолепии стоят диван, торшер, музыкальный центр, кресла, телевизор…
— Заходи, раздевайся!
— Нет, я поеду. Мне еще работать надо. Посплю пару часов и сяду добивать перевод — сдавать завтра, а там еще конь не валялся, в порядок все приводить надо.
Ему не понравилась моя квартира. Она показалась ему слишком чистой, слишком буржуазной, слишком пошлой. Моя квартира, которую я так люблю, в которой каждая вещь подобрана мной. Он не захотел здесь остаться. Ему не понравилось — и с этим уже ничего не поделаешь.
Следующая неделя прошла как в тумане. Я совершенно запустила дом, убираться было мне некогда, ходить по магазинам некогда и не на что. Я только один раз съездила к маме — и заняла у нее денег, «до зарплаты». Денег было немного, сколько ждать своих, неизвестно, и мне срочно надо научиться их распределять — заплатить за мобильный телефон, отложить на проезд, купить немного еды и — самый большой расход — кое-что из косметики и «средств гигиены», чтобы не потерять человеческий облик. Мне же еще на людях появляться.
Маме я сказала, что по-прежнему ищу работу, хотя на самом деле я не пыталась этим активно заниматься — отправила несколько писем со своим жалким «резюме» на первые попавшиеся вакансии с интернет-сайта о работе и забыла об этом. Чтобы искать работу, надо все время об этом думать, писать, звонить и ездить — а мне уже некогда, у меня две срочные рукописи.
Днем я работала как школьница, или как в институте, где у меня были всегда вылизанные, аккуратные контрольные — я привезла из дома все отцовские словари русского языка, какие нашла — и сокрушалась, что нет денег на новые справочники. Я написала Светке развеселое письмо про то, какой я теперь крутой корректор. Написала, что работа нужна и что пусть она ищет, я не отказываюсь. Написала, что мне некогда — и это была чистая правда.
Некогда же мне было еще и по той причине, что по ночам мы с Иваном «оттягивались».
Мы ходили по клубам, пили дешевое пиво, курили — и танцевали всюду где могли. Ходили вдвоем, втроем с Лизой, вчетвером с Лешей, впятером и вшестером — еще с кем-нибудь. Я перезнакомилась с кучей людей, и лица их сливались, хотя я изо всех сил старалась их разлепить — это были интересные, никогда не виданные мной лица, хотя среди них было много людей даже для Ивана случайных, «много мусора» — это и он мне объяснял, и я сама понимала. Но вот Леша, например, — Леша точно не был «мусор», Леша был прекрасный, добрый, надежный, хотя и несколько «тряпка», как говорил про него Иван. Я про себя думала, что, что бы ни произошло, как бы потом у нас с Иваном все ни обернулось, я должна сохранить этих людей. И я иногда вспоминала Борьку, который исчез, получается, из моей жизни вместе с Сергеем, я его больше никогда не увижу — а это неправильно.
А под утро мы добирались до Ивана. А потом я просыпалась и ехала домой работать.
ДИРЕКТОР
Наконец я все сделала — закончила первую рукопись. Я созвонилась с Соней, и у меня даже остался лишний вечер и лишнее утро — мы договорились с ней на завтра, на вторую половину дня. Тогда я разогнулась, посмотрела вокруг — и в ужасе пошла убираться. Запустила стиральную машину, собрала раскиданные вещи, отдраила плиту и вымыла полы. И включила компьютер, к которому не прикасалась с тех пор, как ездила в издательство — я твердо решила принести туда еще и свои рукописи и показать их кому-нибудь, а для этого надо было еще столько сделать — перечитать, отобрать, подправить, распечатать…
Ночь я спала — с наслаждением. Я очень устала, я не уставала так еще никогда. И надо в конце концов что-то делать с «цветом лица» — я уже вся зеленая. Но, видимо, это пока не фатально — если поспать как следует, все приходит в норму, остается только «интересная бледность», плюс косметика — сойдет.
Привела себя в порядок, надела тот самый хороший английский костюм, сапоги на шпильках, светлое пальто, мягкий шарф — и с аккуратно уложенной прической, в меру косметики, в меру бижутерии, с чужой рукописью в папке и своей на дискете вышла из дома.