Талант марионетки

Жюли невольно подалась вперед, пытаясь рассмотреть вошедших. Мадлен Ланжерар появилась под руку с Этьеном Летурнье, и сейчас они совершенно не напоминали тех античных героев, что еще недавно жили на сцене. Смыв грим, Этьен вновь стал прекрасным юношей без возраста, в которого влюблялись все парижские и провинциальные дамы. Седина исчезла из его волос, на гладко выбритом лице не было ни одной морщины. Он был одет в светлый льняной костюм и светло-голубой галстук и выглядел так, точно сошел со страниц журнала мод. Этьен придержал дверь перед своей спутницей и учтиво поцеловал ей руку.

– Клеопатра, – объявил он нарочито торжественно, и зал зааплодировал.

Мадлен была похожа на вытесанную из мрамора статую – холодными мраморными глазами она обвела присутствующих, холодным мраморным ртом улыбнулась и растопила их сердца. Ее макияж был выполнен в египетском стиле, с отсылкой к ее роли (глаза густо подведены черным, а короткие черные волосы украшены золотой диадемой). Ее наряд можно было назвать блеклым на фоне павлиньих платьев присутствующих дам, однако он оттенял ее восковую кожу и сидел так, точно вся парижская мода была создана специально для тонкой фигуры мадемуазель Ланжерар.

Вспышки фотокамер на несколько мгновений ослепили всех в зале, но актеры привычно позировали, чтобы на следующий день их фотографии разместили все газеты, пишущие о культурном Париже. Вопросы сыпались на них градом. Этьен шутил и улыбался журналистам, Мадлен же смотрела словно сквозь них с заученной вежливой улыбкой.

– Клеопатра молода, совсем еще девочка, – говорила Мадлен, которая была старше своей героини на добрые двадцать лет. – По крайней мере вначале. Для меня эта пьеса о ее росте, ее становлении. Мы знаем, что было дальше, недаром пьеса заканчивается тем, что в Египет едет Марк Антоний. Эта же история о том, как Клеопатра стала тем, кем стала. Самой известной из женщин.

– А как же любовь?

– Любовь? – Актриса изогнула бровь. – К Цезарю? Что ж, она… уважает его. И ценит. Восхищается, боготворит и боится. Это куда более интересный букет, чем любовь. Не забывайте про Марка Антония. Вот кто скоро появится на горизонте и захватит ее сердце.

На остальные вопросы она отвечала довольно коротко, порой односложно, и журналисты в скором времени отстали от нее. Мадлен будто этого и ждала, чтобы исчезнуть и раствориться в толпе. Пройдя по залу, она здоровалась со знакомыми, позволяя им целовать руку и восхищаться собой. От одного господина она приняла бокал, от другого – комплимент, третьего наградила взглядом, а затем исчезла. Она была актрисой и могла сыграть все что угодно, включая даже незаметную тень самой себя. Хотя Мадлен и стояла в самом центре толпы, задумчиво куря сигарету в длинном мундштуке из красного дерева, людской поток оплывал ее, как остров или айсберг. Ее взгляд скользил поверх их голов, ни на чем подолгу не останавливаясь.

Жюли не могла отвести взгляд от Мадлен, но боялась подойти или даже привлечь к себе внимание. Она обернулась к Сесиль, чтобы задать очередной вопрос по поводу актрисы (до этого она несколько раз спрашивала, не замужем ли она и нет ли у нее сердечного друга, на что подруга лишь рассмеялась), но увидела рядом с собой пустоту. Рыжие кудри Сесиль ярко пламенели в другом конце зала, где она и другие едва знакомые Жюли девушки окружили Этьена. Одна из них – ее звали то ли Луизой, то ли Элизой – положила голову ему на плечо, а он по-хозяйски прижимал ее к себе. Жюли хотелось бы посмеяться над этим цветником, но вместо этого она странным образом пожелала оказаться вместе с ними, послушать, что говорит Этьен, над чем все они так заливисто хохочут, почувствовать аромат его одеколона и даже, может быть, чтобы он приобнял ее так же, как эту Луизу. Или Элизу.

Но вместо этого она съела пирожное.

– Мсье Тиссеран, в который раз я прихожу в ваш театр, но вы не устаете меня поражать, – раздалось неподалеку, и Жюли вздрогнула.

Подле нее, у стойки с цветным льдом, первый секретарь министерства культуры беседовал с руководителем театра. Появления мсье Тиссерана никто не заметил – он обладал редкой способностью не привлекать к себе внимания, когда сам того не хотел. Гости были уже настолько увлечены беседой, музыкой, шампанским и актрисами, что попросту не обратили на него внимания. Он же словно того и добивался и вместо всеобщего интереса довольствовался беседой с нужными ему людьми.

– Значит, я справляюсь со своей задачей. – Разноцветные глаза мсье Тиссерана лукаво блеснули, однако лицо оставалось совершенно спокойным. – В Париже немало театров, но мне приятно, когда люди приходят именно сюда.

– Вы сделали этот театр совершенно особенным. Иногда мне кажется, что вы предвосхищаете развитие театральной культуры на несколько лет. Может быть, вы волшебник? Нашему министерству такие люди необходимы, иначе мы погрязнем в прошлом.

– Увы, нет, – развел руками директор. – Но мне повезло с моими актерами. Считайте, что у меня дар отыскивать настоящие сокровища, – и Тиссеран бросил короткий взгляд на Мадлен.