Талант (Жизнь Бережкова)

Бережков сел, рассеянно взглянул на докторскую сумку, которая лежала на скамейке, на дамский велосипед, прислоненный рядом.

Изволь-ка, очаруй этого Любарского! И с какой стати его очаровывать, лебезить, унижаться перед ним? Ведь Бережков не милости пришел сюда просить! Ведь этому черту, главному инженеру, предписано, приказано построить машину «АДВИ-100». Чего же он отлынивает? И встречает автора конструкции этаким оскорбительным прищуром, словно надоевшего маньяка-изобретателя? Бережков покраснел, еще раз представив себе прищуренный холодный взгляд Любарского и свою, как теперь ему казалось, глупую улыбку. Он смотрел на порхающего по площадке инженера, который уже ничем не проявлял к нему внимания и даже будто забыл про него, — смотрел и злился. Его опять подмывало поскандалить. Но вспомнилось наставление Шелеста: «Будьте мудры, как змий». Да, самое умное — обойтись без драки. «Хорошо, обворожу, черт его возьми! Не будь я Бережков, если не обворожу! Но как? Надо немедленно придумать гениальный ход!»

15

Время, однако, убегало, а гениальных ходов Бережков не находил. В прошлом любитель спорта, отчаянный гонщик на мотоциклете, автомобиле, аэросанях, Бережков был когда-то и страстным теннисистом. «Плохие мячи», машинально отметил он, приглядываясь к игре. Один мяч подкатился к нему. Бережков с готовностью вскочил, поднял, попробовал на ощупь — мячик был очень вял. Кинув мяч и снова усевшись, он вдруг со странным вниманием посмотрел на раскрытую врачебную сумку. В ту минуту он еще сам не осознал, чем она его так заинтересовала.

— Понимаете ли вы толк в шахматной игре? — неожиданно спросил меня в этом месте рассказа Бережков. — Представляете ли, что такое комбинация? Вы глядите на шахматы и не замечаете ее, эту комбинацию, но тем не менее она содержится, таится на доске. Потом вдруг что-то брезжит перед вами, какое-то первое смутное прозрение. Это еще не сама комбинация, но уже ее предчувствие.

Бережков смотрел на свою шахматную доску, видел скамейку, сумку, сад, велосипед, теннисный корт, взмахи ракетки, тяжело прыгающий мяч, и вдруг перед ним замерцала комбинация или, пользуясь его выражением, может быть, лишь ее предчувствие. Но он на ней не сосредоточился. В мыслях возникали всякие другие ходы.

Выиграв партию, поклонившись с улыбкой партнершам, Любарский направился к скамье. Подошли и женщины. Бережков поспешил встать.

— Так… Это, значит, вы?! — произнес прежнюю фразу Любарский. — Что же, пойдемте. — И, обернувшись, добавил: — У дам прошу извинения. Отдохните, пожалуйста, десять минут, пока я не освобожусь.

Бережкова он не представил. Это явно означало, что он не принимает его как гостя в своем доме. Бережков торопливо заговорил:

— Нет, это я должен просить извинения. Простите, что я вторгся. Но я только что с поезда, прямо из Москвы.

— Из Москвы? — переспросила дочь инженера. — Привезли бы нам новые мячи. Я не могу этими играть. Никакого удовольствия.

— Да, ужаснейшая дрянь, — процедил Любарский. — Не догадались?

Он по-прежнему разглядывая Бережкова со слегка иронической спокойной усмешкой. Его взгляд словно говорил: «Не хватило у вас, сударь, ловкости на это?» Бережков снова ощутил прилив злости. В этот же миг перед ним в воображении, словно из туманной подводной глубины, взвилась на белый свет, заблистала его выдумка, его комбинация. Уши мгновенно покраснели.

— Догадался! — выпалил он.

16

Ему ответили возгласами:

— Давайте их! Где же они, ваши мячи?

— Пожалуйста, здесь!

Сразу преобразившись, Бережков хлопнул ладонью по докторской сумке и, сложив на груди руки, вскинул голову.

— Здесь! — загадочно повторил он. — Для этого в Москву ездить не надобно. Через двадцать минут мы будем играть великолепными мячами. И обещаю вам: с этих пор вы всегда будете иметь чудесные мячи. Дайте мне…

Он умолк и, посматривая на окружающих, стал закатывать рукава. Он уже проникся несокрушимой верой в свою выдумку, которая только что родилась в нем, уже вел себя, как волшебник, как артист.

Девушка не выдержала:

— Что же вам дать?

— Вот видите, в сумке два медицинских шприца. Я их попрошу.

Любарский спросил:

— Два шприца? Зачем?

— Спрысну эти мячики живой водой!

— Папа! Доктор! Сейчас же! Посмотрим, как это у него… Простите, как вас зовут?

Отрекомендовавшись, наш герой спросил:

— А вас?

(Однако имени девушки, замечу в скобках, я от Бережкова не узнал. Он стал было рассказывать: «Ее глаза, когда она на меня смотрела…» И попытался своими маленькими глазками изобразить восхищенный женский взгляд. Но спохватился: «Тссс! Об этом ни звука в нашей повести!»)

— Теперь я попрошу, — продолжал командовать он, — велосипедный насос… И немного резинового клея.

Через минуту Бережков безбоязненно, словно хирург, проколол мяч шприцем, наполненным резиновым клеем. Затем рядом, на расстоянии двух-трех миллиметров, вонзил еще один шприц, соединенный со шлангом насоса.

— Прошу покачать, — сказал он, бережно поддерживая на весу все сооружение. — Еще! Еще! — Мяч становился упругим, твердел в его руках. Еще! Теперь стоп!