Талант (Жизнь Бережкова)

Скорее туда! Скорее ставить заявочный столб, если он не поставлен. Я вскочил на ходу в трамвай, как вскакивали герои Джека Лондона в несущиеся нарты, запряженные собаками, спеша вбивать колья в вольную землю, еще никем не занятую, где найдена золотая жила.

Было бы слишком долго излагать все перипетии моего изобретения. Скажу вам кратко. С заявкой меня никто не опередил. Соорудив свой штамп в мастерских Высшего технического училища, я провел затем несколько месяцев на одном стекольном заводе под Москвой, где меня приютили и приласкали, поили и кормили, лишь бы я довел во славу стекольного дела свою вещь. После многих опытов мы получили прелестнейшие корпуса чудесной окраски: под рубин, под топаз, под аметист. Но нас побила пластмасса, или, по тогдашнему выражению, "карболит". Государственная комиссия, которая решала вопрос о производстве выключателей, отдала предпочтение фабрике пластических масс, представившей свои образцы.

Как видите, не повезло… Мои стеклянные выключатели так и не появились в магазинах. Оставалась нетронутой на этажерке и моя баночка эмалевой краски.

23

— Было много еще всяких выдумок, — продолжал Бережков. — Одно набегало на другое. Всего не перескажешь. Но историю с ремонтом газогенераторов нельзя в нашей книге миновать. Завязка этой истории такова: мне предложили взяться за восстановление двигателей на фабрике "Шерсть-сукно". В годы разрухи фабрика стояла в бездействии, или была, как тогда говорили, "заморожена". Это выражение в данном случае следовало понимать буквально.

Дело было зимой. Для восстановления фабрики требовалось прежде всего оживить энергетику, то есть пустить два газогенератора, находившиеся в подвале. Помню, как я вместе с главным инженером, только что назначенным, подходил к этому подвалу. Сюда уже везли уголь и дрова. Рабочие, видимо ветераны фабрики, которых ничто — ни голодные годы, ни разруха — не оторвало от нее, выводили длинную поленницу. Некоторые присоединились к нам.

На огромных кованых, заржавленных петлях висела тяжелая дверь. Порог замело снегом. Под усилиями нескольких рук дверь подалась и, сгребая слой снега, раскрылась. Вместо ступеней, ведущих вниз, я увидел лед, монолит льда. Оказалось, что глубокий подвал был затоплен водой, словно шахта, и вода промерзла во всю толщу. Этот лед мне запомнился как символ оцепеневшей, замерзшей, замороженной промышленности. В те времена она у нас повсюду уже пробуждалась.

В этом ледяном массиве были погребены газогенераторы. Кто-то из стариков рабочих обратился ко мне:

— Неужто пустим эти моторы?

— Конечно, пустим! — уверенно воскликнул я, хотя еще ничего не видел, кроме льда. И мысленно проговорил, как говаривал в молодости: "Если я не пущу, — значит, никто больше не сумеет".

Предстояло сколоть лед, добраться до машин и произвести ремонт, пока неизвестно какой.

Я взял подряд на все эти работы, быстро подобрал артель в пять человек и сам во главе их принялся орудовать ломом. Много дней мы кололи лед. Наконец глазу открылся первый газогенератор. В нем все проржавело, стальная рубашка оказалась лопнувшей, кирпичная обмуровка раскрошилась, медные части были разворованы. Мы задали ему капитальнейшую чистку и капитальнейший ремонт, разобрали по частям, выскребли металлическими щетками, промыли керосином, склепали лопнувшие кожуха, обложили огнеупорным кирпичом. Недостающие детали, которые я начертил, были изготовлены по нашему заказу на стороне, в мастерской. Мы вмонтировали их, и настал наконец час, когда наш генератор, откопанный во льду, произвел под крики "ура" первый выхлоп. Стронулся многопудовый маховик, и застучала, задрожала, пошла тяжелая машина — мощный генератор. Это был праздник для всей фабрики. Предприятие получило двигательную силу для станков. Во всех корпусах шли каменные, кровельные, плотничьи работы, ремонтировались, чистились машины. Все оживало на глазах. Ткачи — ветераны фабрики — брались за любую черную работу, чтобы приблизить день пуска. Работа по воскрешению газогенераторов была невероятно грязной, невероятно утомительной, но, захваченные общим порывом, мы — я и моя артель — провели ее с увлечением. Удача на любимом поприще, у двигателей, первый шум оживших механизмов, радость фабричного народа — все это привело меня в чудеснейшее настроение.

Впрочем, одно обстоятельство меня все-таки злило. В конторе "Шерсть-сукно" нелегко было выцарапать деньги. Правда, во время производства работ, когда я начинал яриться, бухгалтерия кое-что выплачивала, но почти все эти деньги я тут же отдавал своей артели, чтобы дело шло веселее.

В будущем мне пришлось припомнить один разговор, происшедший в конторе в жаркий летний день. Я пришел, как обычно, требовать денег, и мне в бухгалтерии дали понять, что со мной могут быстро расплатиться ремонтно-строительными материалами, на которые рынок предъявлял острый спрос.

Рынок? Ну нет, никаких рынков. Я не торгаш, не спекулянт. Я вольный стрелок техники. Изобретатель. Дока на все руки.