Таланты и покойники

— Вот видите, Игорь Витальевич! Всякие там улики, они на самом деле мало что значат. Хоть вы и ссорились, но, конечно, не убивали, с этим теперь даже Маринка согласна. Сперва она вас подозревала, а теперь перестала. Зато к Кириллу прицепилась как банный лист. Если б я вам про него сейчас не рассказала, то рассказала бы она. Ну я и решила, что лучше уж я, понимаете?

Талызин махнул рукой, хмыкнул, потом снова махнул и весело заявил:

— Вы своею откровенностью обезоружите любого, честное слово! Значит, сперва вы подозревали меня в убийстве, а теперь перестали? Спасибо…

Вике стало стыдно, и она поспешно вставила:

— Я не подозревала, а только Маринка. Но вы на нее не обижайтесь, пожалуйста! У нее характер такой. Нельзя же обижаться на человека за его характер.

— Я вовсе не собираюсь на нее обижаться, — посерьезнел Игорь Витальевич. — Тем более поскольку именно она, оказывается, заставила вас сказать мне правду. Давайте вернемся к Левинсону. Итак, он скрыл ссору с Преображенским, к тому же неправильно информировал меня о причине своих визитов в пресловутую подсобку. Я и сам заподозрил неладное, но решил пока на него не давить. А вот о его связи с племянницей покойного я, конечно, не догадывался.

— Но это еще не точно!

— Однако достаточно вероятно. Ваша подруга Лазарева женщина неглупая и не склонная к сплетням, на пустом месте она такой вещи не придумала бы. Оригинальная вырисовывается картина! Значит, Левинсон уверяет, что его жена лежит в параличе, и, прикрываясь этой сказкой, дурит головы юным дурочкам… Интересно, догадывается ли об этом ее брат?

— Брат? — повторила Вика. — Почему брат? Чей брат?

— Неважно. А теперь послушайте: вы с Лазаревой очень мне помогли, но я надеюсь, что этим и ограничитесь. Если возникнут какие-то мысли, я с удовольствием их выслушаю, но действовать предоставьте мне. Договорились?

— Ну конечно. Я бы вообще не стала об этом думать, если б не Маринка. То ей, видите ли, не угодила Дашенька, теперь Кирилл.

— Дашенька? — улыбнулся следователь. — Ну, тут виновата обычная женская ревность. Умные женщины зрелых лет обычно на дух не переносят наивных, хорошеньких да молоденьких.

— И вовсе нет, — удивилась Вика. — Я, например, очень таких люблю.

Талызин фыркнул от сдерживаемого смеха, и Виктория Павловна, нахмурившись, уточнила:

— Вас что, не тронула попытка Дашеньки взять вину на себя? В нашем с Мариной возрасте уже такого не сделаешь.

— Последнее вопрос спорный, но девочка меня, разумеется, тронула. К тому же она на редкость талантлива. У вас, Виктория Павловна, дар подбирать людей и неменьший — сглаживать отношения между ними. Уверен, что там, где работали вы, никогда не бывало серьезных конфликтов. И это несмотря на то, что творческие коллективы наиболее взрывоопасны.

— Ох, — вздохнула Вика, — раньше действительно не было конфликтов, зато теперь… И все потому, что Маринка такая упертая! Знаете, она хуже любого мужчины… Нет, погодите-ка!

Неожиданно ей пришла в голову идея — настолько простая и гениальная, что заставила подскочить.

— Игорь Витальевич! — закричала Вика в неописуемой радости. — Вы ведь хотите сделать доброе дело, правда? И вам это ничего не будет стоить, вам это будет легко. А мне ужасно важно! Вы сделаете, да?

— Ну, смотря что, — осторожно ответил Талызин.

— Да ничего трудного! Просто прижмите чуть-чуть этого жука Сосновцева и намекните ему, что вам нравится Маринина пьеса. Вы, мол, хотите, чтобы ее поставили, понимаете? Вот и все.

— Но она же уже поставлена, если я не ошибаюсь?

— Это первая, а я хочу вторую. Вторая еще лучше, и труппе как раз подойдет. А Маринка, она вроде умная, а с людьми ладить почему-то не умеет. То есть с обычными умеет, а с нужными никак. Она поссорилась и с журналисткой, и с Сосновцевым — ужас, да? Поэтому Сосновцев не хочет, чтобы мы ставили ее пьесу, а требует «Ромео и Джульетту». А у нас нет Ромео, понимаете?

— Вполне. Ромео у вас в труппе действительно нет.

— Ну вот. А Сосновцев грозит, если я не выгоню Марину, прикрыть студию и сделать вместо нее бильярдную. Я все время об этом думаю, извелась вся. И только теперь до меня дошло!

— Что дошло? — уточнил недогадливый Талызин.

— Сейчас объясню. Сосновцев — очень пронырливый тип и наверняка в чем-нибудь мухлюет. По работе, я имею в виду. Ему не нужны конфликты с прокуратурой. Ну чтобы не привлечь внимание к своим махинациям, так?

— Предположим. Он действительно очень старается произвести на меня благоприятное впечатление.

— Вот именно! И если вы ему скажете, что с нетерпением ждете постановки новой Марининой пьесы и будете отслеживать ситуацию, он побоится идти против вас и вынужден будет стерпеть. Для него ведь это не вопрос жизни и смерти, он просто из вредности хочет ей отомстить! Разве вам это трудно? Скажете пару слов, и вполне достаточно.

— Значит, — живо поинтересовался следователь, — на директора ваша лояльность не распространяется?

— В каком смысле? — не поняла Вика.

— Ну, вы так стремитесь скрыть от меня все неблагоприятное, что вам известно о ваших знакомых, а тут вдруг сами наводите на мысль о его финансовых махинациях.