Вика замерла, а он продолжил:
— Я понимаю, вам хочется срочно поехать к Дашеньке и предупредить, что я вынашиваю против нее коварные планы. Полагаю, поехать с тем же самым к Денису вам тоже хочется. Я прошу вас не встречаться с ними, вообще не вмешиваться в расследование и сохранить все наши рассуждения в тайне. Поверьте, я не буду знать ни минуты покоя, пока не раскрою это дело. Я допустил ошибку, из-за которой погиб человек. Ее уже не исправишь, но, если я найду и изобличу убийцу, мне станет легче. Не мешайте мне в этом, как бы вы ни жалели кого-то из своих. Вы обещаете мне это? Поверьте, невиновные не пострадают.
— О господи, Игорь Витальевич! — искренне воскликнула Вика. — Как хорошо, что вы мне прямо все сказали! Раз я теперь знаю, как для вас это важно, я, конечно же, никому ничего не скажу. Если мне надо выбрать, кому помочь, им или вам, так неужели я выберу не вас? Как вы могли такое подумать, Игорь Витальевич?
Она ожидала, что собеседник обрадуется, но он почему-то смутился и заторопился.
* * *
Зато на следующий вечер Талызин явился к Вике домой, и его непроницаемое обычно лицо светилось удовлетворением.
— Алиби у нашей влюбленной парочки действительно липовое. Денис и впрямь никудышный актер и быстро сломался, тем более что не считал этот момент особо важным. Они с Корниловой расстались у дома Наташи: Даша осталась, а Денис поехал домой. Марина права, Даша слишком старалась сыграть свою роль. Алиби не было практически ни у кого, поэтому его отсутствие казалось естественным, а вот создание фальшивого алиби — уже повод для подозрений. А теперь я хочу дать вам кое-что послушать, Вика.
Он включил диктофон, и раздался голос Преображенского — правда, слегка измененный под воздействием алкоголя, но все равно — прекрасный, бархатный, богатый модуляциями и обертонами голос, какой узнаешь из тысячи:
«О, Юлечка, сегодня у меня знаменательный день. Премьера, говорите? Можно сказать и так. В некотором роде это премьера. То, чего я добивался несколько месяцев, теперь у меня в руках. Ха-ха! Почему бы не назвать это премьерой, звучит даже пикантно. Вот скажите, Юлечка, откровенно, я ведь уже немолодой мужчина, правда? Не очень уже молодой. А красивым так вовсе никогда не был. А кругом — вот они! — молодые, красивые, настырные. Им все само валится в руки. Только между мной и ими есть одна маленькая разница. Я умен, Юлечка, а они глупы. Я гениален, а они бездарны. Фактура есть, а талант по нулям. И именно поэтому, если кто кого украсит рогами, так я его, а не наоборот. К утру у этого роскошного юного красавца будут роскошные ветвистые рога. Гений — он же во всем гений, Юлечка, понимаете?»
Талызин прокрутил пленку дальше, снова нажал на кнопку.
«Ой, что вы, — пропищал кроткий, непривычно напряженный Дашенькин голосок. — Я не понимаю, про что вы такое говорите. Я очень уважаю Евгения Борисовича, я восхищаюсь его талантом, и… Нет, я не умею говорить на такие темы. Простите, я… у меня болит голова… видите, я весь вечер из-за этого сижу на своем месте, даже не вышла ни на минутку… ой, простите!»
Звучание стало приглушенным.
«Кирилл, куда ты? Не уходи, пожалуйста. А где Таша? Таша, посиди со мной, у меня так болит голова. Ты мне обещаешь, ладно? Не уходи от меня пока, помоги мне».
Игорь Витальевич остановил запись.
— Девочка снова чересчур усердствует, — прокомментировал он. — Не стоило подчеркивать, что она никуда не выходила. Впрочем, блок она наверняка испортила несколько раньше, и это, видимо, себе на беду, увидел Кирилл.
— Зато она заботилась о нем и о Таше, чтобы они случайно не погибли. Ведь она нарочно не пускала их в подсобку, да?
— Полагаю, да, а уж вызвано это трогательной заботой или опасением, что столь тщательно спроектированная ловушка прикончит не того, кого нужно, — это другой вопрос. По крайней мере Юлия Чернова пленку израсходовала не зря.
— А разве этого достаточно для официального обвинения? — уточнила Вика.
— Теперь достоверно известно, что Даша Корнилова назначила Преображенскому свидание, — заметил Талызин. — Это подтверждает и пленка, и устное заявление Черновой. Достоверно известно также, что она имела мотив для убийства — деньги. Кстати, о завещании она прекрасно знала — по крайней мере так уверяет адвокат Преображенского. Эта девушка настолько привыкла, что ей всегда и во всем верят на слово, что врала напропалую, и, стоило всерьез начать ее проверять, вскрылась масса несообразностей. А кто, кроме нее, мог украсть ваш блокнот, чтобы подбросить на место преступления? Кто сфабриковал себе фальшивое алиби на время второго преступления? Кто морочил нам голову незнанием механики, прекрасно ее зная? Не волнуйтесь, Вика, улик будет достаточно. Более того — я уже заставил Корнилову признаться.
— Заставили? — переспросила Вика. Ей стало жаль Дашеньку, хоть та и оказалась убийцей. Что-то на редкость неотвратимое было в спокойном заявлении следователя. Он не хвастался, не предполагал — просто констатировал факт.