Он огибал скалы слева, с Ричардом на спине, полный этой ошалелой уверенности… и понимание ее ошалелости обрушилось на Джека, как пыльный мешок. Полная нога в брючине из светло-коричневой шерсти (и в коричневом же нейлоновом носке) резко высунулась из-за последней скалы, будто шлагбаум.
Ричард тоже вскрикнул. Джек попытался устоять, но не смог.
Морган сшиб его с ног так же легко, как школьный хулиган сшибает какого-нибудь младшеклассника на игровой площадке. После Смоуки Апдайка, и Осмонда, и Гарденера, и Элроя, и чего-то среднего между крокодилом и танком казалось невероятным, что сбить Джека Сойера с ног вполне по силам толстому гипертонику Моргану Слоуту, притаившемуся за скалой и ждущему, когда же чересчур самоуверенный мальчишка сам к нему прибежит.
– Держись! – крикнул Ричард, когда Джека бросило вперед. Слева от себя он видел их общую тень, с множеством рук, как у индусского идола. Джек чувствовал, как психический вес Талисмана смещается, смещается… и валит его на землю.
– БЕРЕГИ ЕГО, РИЧАРД! – крикнул он.
Ричард перелетел через голову Джека, в его широко раскрытых глазах стоял ужас. Жилы на шее напоминали туго натянутые струны. Падая, он поднял Талисман вверх. Уголки рта опустились вниз в бессильном отчаянии. Ричард ударился о землю лицом, как ракета – носом при неудачном запуске. Песок рядом с тем местом, где лежал Спиди, густо усеивали камушки и ракушки. Ричард упал на камень, который землетрясение вывернуло на поверхность. Послышался глухой удар. Мгновение он напоминал страуса, зарывшегося головой в песок. Его зад в грязных хлопчатобумажных брюках покачивался в воздухе из стороны в сторону. В других обстоятельствах – которым, к примеру, не предшествовал бы этот ужасный глухой звук – такая поза выглядела бы комичной, достойной того, чтобы ее запечатлели на пленку: «Рациональный Ричард безумствует на пляже». Но тут комизмом и не пахло. Пальцы Ричарда медленно разжались… и Талисман прокатился три фута по чуть наклонному песку, прежде чем остановился, отражая небо и облака: не поверхностью, а мягко светящимся нутром.
–
Морган находился где-то сзади, но Джек совершенно о нем забыл. Вся уверенность ушла, покинула его в тот момент, когда эта нога в светло-коричневой брючине шлагбаумом выросла из-за скалы. Его провели, как мальчишку на школьной игровой площадке, и Ричард… Ричард…
–
Ричард перекатился на спину, и Джек увидел, что бледное, усталое лицо друга залито кровью. Треугольный лоскут кожи с волосами свисал над глазом, словно порванный парус. Джек видел, как волосы трутся о щеку Ричарда, словно трава песочного цвета… а выше блестел голый череп.
– Он разбился? – спросил Ричард, срываясь на крик. –
– Все хорошо, Ричи… он…
Глаза Ричарда, залитые кровью, вылезли из орбит. Он таращился на что-то за спиной Джека.
–
Что-то – по ощущениям, кожаный кирпич (нога Моргана Слоута, обутая в туфлю от Гуччи из мягкой кожи) – ударило Джека между ног, точно по яйцам. Результат не замедлил себя ждать: Джек повалился вперед, пронзенный самой сильной болью, какую испытал за всю свою жизнь. Он и представить себе не мог, что возможна такая физическая агония. Он даже не закричал.
– Все действительно хорошо, – сообщил Морган Слоут. – Правда, не в твоем случае, Джеки-бой. Только
не
в твоем.
Он медленно приближался к Джеку – медленно, потому что наслаждался моментом, – мужчина, которому Джека должным образом так и не представили. Джек видел бледное лицо в окне большой черной кареты – мельком, – лицо с темными глазами, которые каким-то образом почувствовали его присутствие. Этот мужчина – идущий рябью, изменяющийся – силой прокладывал себе путь в реальность поля, на котором Джек и Волк говорили о таких чудесах, как «братья-по-помету» и Изменения при полной луне. Он был тенью в глазах Андерса.
В десяти ярдах лежал Талисман, мягко светившийся на черном песке. Ричарда не было, однако Джек это осознал чуть позже.
Темно-синий плащ Моргана схватывала на шее серебряная пряжка. Брюки были из той же тонкой шерсти, что и у Моргана Слоута, но этот Морган заправил их в черные сапоги.