Талисман

– Лори не сказала…

Обжигающая, нестерпимая боль пронзила ногу Джека, когда Смоуки опустил на нее тяжелый ботинок. Подросток сдавленно вскрикнул и почувствовал, как от слез защипало в глазах.

– Заткнись. Лори не отличит говна от гуталина, а ты достаточно умен, чтобы это знать. Бегом в кладовую и притащи мне ящик «Бада».

Он пошел, прихрамывая, морщась от боли в ноге, которую отдавил Смоуки, гадая, не сломаны ли пальцы. Вполне возможно. Голова трещала от дыма, и шума, и бьющего по ушам визга «Парней из Дженни-Вэлли», двое из которых едва держались на ногах. Только одна мысль четко просматривалась в застилающем разум тумане: нельзя ждать до закрытия. Он просто не выдержит так долго. Если Оутли был тюрьмой, а «Бар Апдайка» – камерой в ней, то усталость являлась не менее суровым надзирателем, чем Смоуки Апдайк.

Несмотря на все тревоги, связанные с Долинами и тем, что могло его там поджидать, волшебный сок начал казаться единственным способом вырваться. Он мог сделать глоток и прыгнуть… а потом, если бы ему удалось пройти милю, максимум две на запад, он бы глотнул еще и вернулся бы в США, далеко-далеко к западу от административной границы этого жуткого маленького городка, быть может, возле Бушвилла или даже Пемброука.

Когда мне было шесть, когда Джеки было шесть, когда…

Он поднял ящик «Бада», вынес в коридор и потащил к двери в зал… а там стоял и смотрел на него высокий худощавый ковбой с длинными руками, который выглядел как Рэндолф Скотт.

– Привет, Джек, – поздоровался он, и подросток почувствовал, как его захлестывает волна ужаса, потому что глаза мужчины были желтыми, словно куриные лапки. – Разве тебе не говорили, что надо уйти? Ты не очень внимательно слушаешь, верно?

Джек застыл с ящиком «Бада», оттягивающим руки вниз, глядя в эти желтые глаза, и внезапно страшная мысль ворвалась в разум: а ведь это он мог затаиться в тоннеле – этот человек-нежить с мертвыми желтыми глазами.

– Оставьте меня в покое. – Слова сорвались с губ едва слышным шепотом.

Ковбой шагнул вперед.

– Тебе уже следовало уйти.

Джек попятился… но уперся в стену, и ковбой, который выглядел как Рэндолф Скотт, наклонился к нему. Джек ощутил в его дыхании запах гниющего мяса.

2

В четверг, между полуднем, когда Джек начал работу, и четырьмя часами дня, когда в «Баре Апдайка» появились первые посетители, у которых рабочий день закончился, телефон-автомат с надписью «ПОЖАЛУЙСТА, ОГРАНИЧЬТЕ РАЗГОВОР ТРЕМЯ МИНУТАМИ» звонил дважды.

Когда это произошло в первый раз, Джек нисколько не испугался – и действительно, позвонил адвокат из «Юнайтед фонд».

Двумя часами позже, когда Джек укладывал в мешок последние пустые бутылки, оставшиеся после вчерашнего вечера, раздался второй звонок. На этот раз Джек резко вскинулся, словно животное, почувствовавшее огонь в сухом лесу… только пахнуло на него не жаром, а холодом. Он повернул голову к телефонному аппарату, отделенному от места его работы какими-то четырьмя футами, услышал, как хрустнули позвонки в шее. Ожидал увидеть, что телефонный аппарат набит льдом, талая вода проступает на черном пластмассовом корпусе, капает из отверстий трубки, сосульки свисают с наборного диска и торчат из лотка для возврата монет.

Но увидел обычный телефонный аппарат, а холод и смерть прятались внутри.

Мальчик смотрел на него как загипнотизированный.

– Джек! – рявкнул Смоуки. – Ответь на этот гребаный звонок! Какого хрена я плачу тебе деньги?

Джек обернулся к Смоуки с отчаянными, как у загнанного в угол зверька, глазами… но Смоуки смотрел, поджав губы; такое же выражение – «мое-терпение-на-исходе» – появилось у него на лице перед тем, как он вмазал Лори. Джек направился к телефону, едва отдавая себе отчет, что ноги двигаются. Он все глубже и глубже входил в пещеру холода, чувствуя мурашки, бегущие по рукам, ощущая, как влага замерзает в ноздрях.

Он протянул руку и взялся за трубку. Кисть онемела.

Поднес трубку к уху. Оно онемело.

– «Бар Апдайка в Оутли», – сказал он в мертвую черноту, и у него онемел рот.

Из трубки донесся не голос, а надломленный, хриплый скрежет чего-то давно умершего, какого-то существа, которого не видел никто из ныне живущих. Один его вид свел бы живого человека с ума или убил, оставив со свисающими с губ сосульками и вытаращенными глазами, покрытыми катарактами льда.

– Джек, – прошептал этот дребезжащий, скрипучий голос из телефонной трубки, и лицо мальчика онемело, как бывает, когда предстоит провести тяжелый денек в кресле дантиста и тот впрыскивает двойную дозу новокаина. – Вали домой, Джек. Быстро.

Издалека, похоже, с расстояния в несколько световых лет, до Джека донесся собственный голос:

– Это «Бар Апдайка». Кто говорит? Алло?.. Алло?..

Холодно, как же холодно. Его горло окоченело. Он вдохнул – и почувствовал, как замерзли легкие. Скоро сердце превратится в лед, и он упадет мертвым.

А арктический голос прошептал: