За это время я успел пару раз побывать в наряде по роте и один раз по столовой.
На стрельбище бегали всей ротой по вторникам и пятницам. Еще пару раз стреляли из окопа по неподвижным мишеням, затем задача усложнилась. Теперь уже три подвижные мишени являли себя сразу одновременно. Они медленно двигались в сторону. На их поражение давалось всего-то ничего — двенадцать секунд. А стреляли по-прежнему одиночными.
Надо признать, я стрелял успешно и всякий раз возвращался в часть на борту бронемашины.
Ежедневно мы занимались в спортивном городке, где помимо силовых упражнений с гусеничными траками, тренировались на турниках, шведских стенках, канатах и прочих приспособлениях для развития ловкости и координации движений. После спортивного городка нас прогоняли по многу раз через полосу препятствий со всеми её барьерами, ямами с водой, крутыми лестницами, скользкими бревнами и колючей проволокой.
Курсанты заметно окрепли. Их бледные еще до недавнего времени физиономии покрылись бронзовым загаром, а упитанный Гена Шихман потерял в своей комплекции более десяти кило.
Каждый день посещали плац.
По вечерам зубрили устав.
Два раза в неделю занимались на учебном поле, где имитировали оборону от условного противника, атаку на укрепления и штурм населенного пункта.
Однажды хмурым дождливым днем мы выдвинулись на это учебное поле во главе со Слесарчуком.
Со стороны Финского залива дул пронизывающий холодный ветер. На поле было сыро и грязно.
Слесарчук пару раз развернул нас в цепь. Хорошо помесив сапогами влажную глину, на ура мы взяли окопы условного противника. Меж тем погода совсем испортилась, и хлынул проливной дождь.
— Ну, нах! — махнул рукой Слесарчук. — Переждем под навесом.
— Навес здесь на кромке учебного поля был сооружен для проверяющего начальства из штаба дивизии. Под навесом стояли скамьи, а сам он размещался на взгорке, с которого обозревалось все учебное поле.
Мы ринулись под навес. Но едва расселись по скамейкам, и Вадик Павлов приступил было к рассказам анекдотов, как послышался звук мотора и к нам лихо подрулил малый колесный бронированный вездеход модификации «Скиф».
— Полкан, — выдохнул Слесарчук, — Становись!
Мы высыпали под проливной дождь и построились в две шеренги.
— Равняйсь! Смирно!
Из вездехода выбрался командир полка Зверев и окинул наш строй лютым взглядом.
— Товарищ гвардии полковник! Четвертый взвод второй роты проводит занятия на учебном поле! — зачастил Слесарчук. — Взвод отрабатывает…
— Отставить! — прорычал Зверев. — Что здесь происходит!? Я вижу, как вы тут отрабатываете. Под навесом жопы прячете!
— Так ведь дождь же сильный, — промямлил Слесарчук.
— Дождь? — Зверев криво ухмыльнулся. — Ждёте, пока солнышко выглянет, значит? А враг тоже будет ждать? Когда он в атаку пойдет, вы тоже под навес от дождя смоетесь? А ну марш все на поле! Вспышка справа!
— Мы упали ничком в грязь.
— Ты сержант тоже с ними падай. Что стоишь? Или хочешь, чтобы тебе ударная волна башку снесла? Перебежками вперед марш! Вспышка слева!
Мы то и дело падали в грязь и лужи. Передвигались перебежками. Ползли.
Холодно, мокро и противно. Сырая гимнастерка прилипает к телу. В сапогах хлюпает вода.
— Вспышка справа! Ползком! Перебежками! Вспышка слева! В атаку, вперед!
Не знаю уж, сколько времени Зверев так измывался над нами, но в какой-то момент я вдруг ощутил жар. Сырой холод отступил. Жар поднимался изнутри, наполняя собой все тело. И вот я уже с удовольствием ловлю лицом на бегу капли прохладного дождя и падаю в холодные лужи. Непогода мне нипочем. Усталости, как ни бывало. Полные воды сапоги кажутся легкими тапочками, автомат как перышко, а мокрая гимнастерка приятно освежает тело.
Похоже, что не я один ощутил подобное.
— Нас сношают, а мы крепчаем! — весело прохрипел Кожура. — Ура! За Родину! За Сталина!
— Ура! — громко вопит Вадик Павлов.
— Урррааа! — рычат курсанты, в очередной раз, накатываясь цепью на окопы.
— Закончить занятия! — приказывает Зверев. — В две шеренги становись!
Мы построились. У всех морды красные, как после бани. Он гимнастерок идет густой пар.
Дождь закончился, и выглянуло горячее солнце.
— Ну, как сынки, — усмехается Зверев. — Хорошо стало?
— Так, точно, товарищ полковник! — вразнобой, но бодро отвечаем мы.
— Хорошо! Помните же всегда! Самая большая победа это победа над собой. Победите себя и победите любого врага. Хорошо все делали! Молодцы! Благодарю за службу!
— Служим Советскому Союзу! — дружно, как один гаркнули мы.
Командир садится в вездеход и уезжает.
— Уф, пронесло! — Слесарчук выжимает пилотку. — Разойдись! Снимайте сапоги. До обеда сушимся здесь.
Вечером того же дня я был вызван в штаб полка.
— Бегом! — придал мне ускорение старший сержант Братухин.
Рванул в штаб, на бегу соображая, зачем это я понадобился лично полковнику Звереву.
Штаб занимал полностью весь верхний пятый этаж учебного корпуса. Длинный коридор с дверями из красного дерева. В конце коридора под стеклом знамя полка. Возле знамени — часовой. Слева от него дверь в кабинет командира.
Вечером здесь было безлюдно и тихо.