Талисман для героя (СИ)

Мимо нас проходит строй солдат. Они с любопытством косят на нас глазами. Я обратил внимание на их форму. Гимнастерки и штаны однотонного цвета хаки. На ногах сапоги-кирзачи. На плечах красные погоны. Ремни с бляхами. На головах пилотки. Никаких тебе изысков в виде пятнистой расцветки, кепок с козырьками и всяких там карманов и наклеек.

— Откуда воины? — спрашивает идущий рядом со строем лейтенант.

— Это крутые бойцы из Сибири, — отвечает Сукорюкин.

К Сукорюкину подходит высокий кругломордый младший сержант, перекидывается с ним словами, после чего строит нас в колонну по два.

«Сейчас в баню первым делом поведет», — решил я и не ошибся.

Путь в баню пролегает через ворота контрольно-пропускного пункта.

— Слесарчук! — крикнул вслед младшему сержанту Сукорюкин. — После бани веди их в роту!

— А баня с бассейном? — интересуется Вадик Павлов.

— Да. И с телками, — ухмыльнулся Роман.

— Разговоры в строю! — прикрикнул Слесарчук. — Шагаем в ногу! А раз! Раз! Раз, два, три. Левой! Левой, бля! Бараны! Да я вас задрочу на плацу! Четче шаг! Левой!

Баранами мы подошли к одноэтажному кирпичному зданию. Это баня.

В предбаннике с деревянными скамьями и кабинками для одежды сумрачно и сыро. Дневной свет с трудом проникает сюда через мутные рифленые стекла узких окон.

— Вещмешки оставляем здесь в углу, — приказывает Слесарчук. — Они вам больше не понадобятся.

— А жратва! Как же жратва! — возмущается Гоша Косицин.

— Я сказал! — прорычал Слесарчук. — Делаем, как я сказал!

Захожу в моечную. В ней широкие деревянные скамьи. На них серые оцинкованные тазы, скользкие мочалки и куски желтого мыла. Старые медные краны на кафельных стенах. Пар, плеск воды, голые лысые люди.

Смываю с себя пыль моего мира. Вместе с ней вода будто уносит память о нем, и он начинает казаться мне смутным сном.

Опрокидываю на себя пару тазов воды и выхожу в предбанник. Там через квадратный проем в стене ефрейтор южной национальности выдает форму.

— Размер? — коротко спрашивает он меня.

— Пятидесятый, сорок третий.

Ефрейтор выдает мне форму с сапогами и ремнем, темно синие семейные трусы, белую майку, пару портянок и полотенце.

— Следующий!

— Товарищ ефрейтор, а у меня в трусах дыра! — возмущенно крикнул кто-то из новобранцев.

— Большая? — спросил ефрейтор.

— Большая! На заду!

— Очень хорошо! Будешь гадить, не снимая трусов! Свободен!

Я оделся, присел на лавку, привычным движением намотал портянки и сунул ноги в сапоги.

— Все смотрим сюда! Буду показывать, как портянки наматывать. Стелим эту хрень на пол. Все видят? — Слесарчук окинул строгим взором новобранцев. Его взгляд остановился на мне.

— А вы, что сидите, товарищ курсант?

— А все уже, — ухмыльнулся я.

— Что все? Засунул, как попало? Снимай!

Я сдернул сапог. У Слесарчука выпал глаз.

— Где учился?

— В обществе ДОСААФ, — снова нагло ухмыльнулся я и тут же подумал, а не сморозил ли чего лишнего.

— Как фамилия?

— Назаров.

— Курсант Назаров! Показывай всем!

Я провел урок по наматыванию портянок. Уже минут через десять этот процесс был освоен всеми новобранцами.

— Правильное наматывание портянок это основа боеспособности бойца, — пояснял при этом Слесарчук. — Неправильно намотаете и останетесь без ног. Боец без ног это не боец.

— А как же герой летчик Маресьев? — осторожно спросил Вадик Павлов.

— Что Маресьев? — нахмурился Слесарчук.

— Он без ног был. Прополз по лесам многие километры, а потом летал и бил врага. Без ног.

— Как фамилия?

— Павлов!

— Курсант Павлов! Вы тоже будете ползать километры по лесу в полной боевой выкладке, если зададите еще раз идиотский вопрос. Всем на выход! Строиться!

Строем, громко топая вразнобой сапогами, мы возвращаемся к воротам части. Слесарчук заворачивает наш неровный строй с основного проезда направо к трехэтажному сурового облика зданию из красного кирпича. Это казарма. За ней среди деревьев просматривается еще одно точно такое же строение.

Возле входа в казарму несколько бойцов лениво красят в белый цвет бетонные бордюры.

— Слева по одному на второй этаж бегом марш! — командует Слесарчук.

На втором этаже нас встречает дневальный возле тумбочки. На тумбочке черный телефон. Широкий коридор. По его сторонам двери. Одна из них за железной черной решеткой.

Новобранцы бестолково топчутся в коридоре.

— Туда, — дневальный показывает глазами на открытый дверной проем в конце коридора.

За проемом просторное помещение, с рядами двухъярусных коек, разделенных широким проходом. Над проходом перекладина турника на металлически стойках с растяжками. Всего рядов коек четыре, по два с каждой стороны прохода. Перед койками массивные табуреты. Меж коек тумбочки. У противоположной от входа стены на металлической стойке панель телевизора. Над телевизором портреты Ленина и Сталина в золоченых рамах. В боковых стенах оконные проемы, а меж ними портреты неизвестных мне личностей.

Это спальное помещение. В воздухе букет из запаха кирзы, хлорки и солдатского пота.

Здесь немноголюдно. С десяток бойцов сидят на табуретах и дружно начищают бляхи.

— Курсант Андрусь! — гаркает Слесарчук.