– Труба – это очень интересно, – вкрадчиво произнес Кожура. – Но хотелось бы знать, а на Камчатке нас будут встречать с хлебом – солью?
– Да, и с водкой. Еще есть вопросы?
– Есть. До нас кто-нибудь уже перемещался?
– В одиночку да. Это были собаки и обезьяны. Последний раз переместился убийца – сексуальный маньяк, приговоренный к вышке. Он остался жив, но сдурел и оглох. И у него теперь не стоит и никогда не встанет, – генерал и военные истерично загоготали.
– Хорошая перспектива, – кивнул Кожура. – А мы полетим натощак? Жрать охота.
– Обойдешься, – махнул рукой генерал. – Натощак это хорошо. Меньше шансов, что обдрищитесь.
Снова истеричный гогот.
– Весело тут у вас, – хмыкнул Кожура. – И это правильно.
– Хватит веселиться, – жестко произнес генерал, и его кабанья физиономия обрела серьезную монументальность. – Приступить к отправке экипажа!
Конвоиры подхватывают нас под руки, волокут к машине и заталкивают в нее через кормовую дверь. Мы снова уселись в рядок, только теперь уже на жесткой скамье.
Дверь за нами с лязгом закрылась.
– Внимание! Минутная готовность! – послышался громкий голос с тембром терминатора.
– Все будет нормально, все нормально, ребята, – забормотал Роман.
– Начинается обратный отсчет, – равнодушно сообщил все тот же голос. Десять, девять, восемь, семь…
– И да пребудет с нами сила Создателя! – взвыл Кожура
– Пять, четыре, три…
– Поехали, – шепчу я.
– Два, один…
Под ногами через железо проступил свет, как от электрической сварки.
– Старт!
Ледяной холод бьет в сердце. В голове, будто что-то щелкает, глаза погружаются в темноту, а вскоре я вновь вижу свет. Холод отступает. Впереди меня длинный световой тоннель. Я медленно иду по нему, не ощущая под собой опоры и чувствуя себя невесомым.
Короткий полет. Всем телом ощущаю соприкосновение с жесткой поверхностью. Лежу ничком. Пытаюсь приподняться, опираясь на руки, и чувствую на спине, что придавлен чем-то тяжелым. Пытаюсь освободиться. Кто-то мычит за спиной. Это Кожура. Он навалился на меня всей тушей. Выбираюсь из-под него. Вокруг сумрак. Свет едва пробивается через бойницы в бортах. Кожура встает на карачки и трясет головой. Рядом навзничь лежит Роман и медленно шевелит руками.
Сажусь на скамью. Озираюсь.
Где мы? Нас уже переправили? Так быстро?
Какая разница переправили, или нет. Главное, что живы.
– Никто не помер? – спрашиваю.
– Я не знаю, – отвечает Роман, поднимается и садится на скамью напротив меня.
– Высшая справедливость в этом мире заключается в том, что все смертны, – изрекает Кожура, продолжая стоять на карачках.
– А высшая несправедливость в том, что мы ещё живы, – ухмыляется Роман. – Но где встречающие? Где восторженные овации с оркестром?
Как бы в ответ на его вопросы за броней послышалась отдаленная отчетливая трескотня.
– Что это? – насторожился Кожура. – Это же стрельба.
Трескотня усилилась, а потом жахнуло так, что машину тряхнуло.
– Бля! – Кожура ринулся к кормовой двери и попытался открыть её. Хрен-то там! Она накрепко заперта снаружи. Впрочем, стоило бы удивляться. Враги народа должны сидеть за крепкими запорами.
Стрельба продолжается. Слышен грохот взрывов.
– Это не Камчатка, – уверенно заявляет Роман.
Кожура бьет в дверь ногами.
– Выпустите! Выпустите нас!
Снаружи послышались гортанные возгласы. Говорят что-то. Не по-русски.
– Слышите! Это чукчи! – уверенно заявил Кожура. – Или ненцы! Да, мы на Камчатке!
– Лучше бы это были алеуты, – подал голос Роман. – Аляска для нас всяко разно лучше.
Раздался лязг, и кормовая дверь распахивается. В отсек хлынул яркий дневной свет.
Кожура первый ринулся на выход.
Мы выбрались наружу и остолбенели. Над нами серое небо в дымах. Развалины домов вдоль улицы. На ней воронки от взрывов, битый кирпич и осколки стекла. Воздух жаркий, удушливый.
Перед нами четверо бойцов в пятнистом камуфляже с калашами наперевес. Все, как на подбор – чернокожие. Физиономии неприветливые, можно сказать людоедские.
Это явно не Камчатка.
– Рашен! – злобно вопит один из них и вскидывает автомат.
Раздумывать некогда. Промедление – смерть.
Сила, которая просыпалась во мне во время боев с прапорщиком Токовым, взрывается неудержимой волной.
Ухожу с линии поражения вниз и в сторону. Подсекаю противника с разворота круговым ударом ноги. Тот падает навзничь. Роняет автомат. Бью в горло на поражение открытой ладонью. Подхватываю оружие. Кувырок. Стреляю очередью. Двое падают, как подкошенные.
Остался один противник. Он пятится. Лихорадочно пытается передернуть затвор, затем бросает оружие и с громкими воплями убегает вдоль улицы.
Поднимаюсь.
На земле неподвижно лежат трое.
Кто такие? Куда мы попали?
Кожура и Роман стоят столбами и смотрят на меня так, будто увидели в первый раз.
– Это было круто! – восхищенно выдыхает Кожура.
– Что стоите! Подберите стволы! – приказываю я.
У одного из поверженных бойцов за поясом пара противотанковых гранат. Забираю их. Тоже пригодятся.
Мощный взрыв неподалеку заставляет нас упасть.
Вжимаюсь в землю. По ушам бьют звуки автоматных очередей. Вокруг зачавкало пыльными фонтанчиками.