Талисман для «Яичницы»

Но старик вытолкал его из комнаты и увлёк за собой – по коридорам тюремных казематов. Вся грейская тюрьма находилась в скале, камеры и большая часть здания были выложены местным гранитом. Тюрьма – это был первый объект, построенный греями, со времён пришествия. Война её совсем не коснулась. По каким-то негласным правилам, в любой войне, разрушают всё – до основания, оставляя нетронутыми тюрьмы и дворцы. Дворцы – это тоже тюрьмы, только не для плоти, а для души. Юнга, только успевал перебирать ногами:

– Кажется его приняли, кажется пронесло…сердце работало на износ.

План капитана сработал. Старик показал на маленькую дверь, за ней была комната пыток, а рядом, среди этих ужасных специализированных орудий, залитых высохшей кровью, была скамья дознания. Юнга пытался не подать вида, но запах …этот запах крови и внутренностей различных существ, Юнга выскочил за дверь, фонтаном, чуть не обдав конвоира с подследственным. Юнга в этом худом субъекте, на плечах которого было сплошное рваньё, и сам он был весь, какой-то сваленный, грязный, еле узнал Пустельгу.

– О, следы космоса! Что они с тобой сделали?

Юнга еле сдержался, чтобы не обнять друга. Но он сделал вид, что не узнал пленника. Следом за Юнгой, из комнаты вывалился следователь:

– Привыкайте, молодой человек! Тюрьма – это не балет!

Заключённый что-то хотел сказать, и протянул руки к молодому офицеру, но конвоир усмотрел нарушение в поведении подопечного, и ударами плети остановил узника. Пустельга, закрыл голову руками, сидел на корточках и безропотно сносил все удары стражника. У Юнги сжались кулаки, он уже сделал шаг, чтобы защитить друга …но нет, нельзя, Юнга сделал вид, что споткнулся, и упал на заключённого, приняв последние удары конвоира на себя. Он едва успел, шепотом, на волшебном, сказать:

– Молчи.

Пустельга, вздрогнул. Ему не верилось, он уже устал от одиночества, от систематических побоев и постоянного издевательства. Великий космос услышал его молитвы. Теперь у него появились силы терпеть. Да, он узнал, он конечно узнал Юнгу. Ему пообещали очную ставку, он не знает с кем. Последняя очная ставка была с Квином, с его земляком, с которым они пережили ад на острове. Учёный находился в ужасном состоянии, греи посчитали, что он мутант ящеров и к нему были применены интенсивные меры дознания, по первой категории, как к врагу. Греи ненавидели ящеров, и готовы были живьём содрать шкуру с врага. Другу выкололи глаза, подвергли допросу с применением огня, просто так, из расовой неприязни, их даже не интересовали ответы подследственного. Ему под панцирь запустили шилохвостов, я представляю, через какую боль пришлось пройти Черепаху. Он на ощупь, ещё узнал меня:

– За что? За что, они с нами так? Мы же им не враги. Я только хотел рассказать, как погиб остров.

Это были последние слова друга, сказанные на волшебном. Его вспороли, как селёдку, об этом я услышал разговор конвоиров. Никогда…никогда тебе теперь не выучить язык ящеров! Кого ещё эти изверги нашли для издевательств? Кого ещё хотят подвергнуть мучениям? Ах, как жаль, что Юнга не знает языка ящеров!

Вечером Линейка разбудил Пустельгу:

– Кто-то стучит.

– Стучит и стучит, мы то причём?

– Послушай, зелёный!

Я прислушался, из подвалов доносился глухой звук, через который можно было услышать знакомую дробь. Язык ящеров, ой, живых деревьев, а, какая разница? Линейка не выдержал, стал переводить прямо в ментал:

– Ответьте, слышит ли меня кто-нибудь?

Почерк был мне незнаком, вполне возможно, что это греи выделываются, подобрали код, а теперь провоцируют. Греи от меня требовали одного, чтобы я признался, что являюсь шпионом ящеров, тогда моя смерть будет красивой и лёгкой. Ни за что! Я не стал отвечать, а Линейка не выдержал, послал закодированный сигнал. Ответ услышал и я, кто-то обещал Линейке надрать уши. Честное слово, я знал, что у живых деревьев исключительный музыкальный слух, но не знал, где у них находятся уши.

– Лоя! – вскрикнули мы оба, и тюрьма, на пол ночи превратилась в смесь кастаньет с трещоткой.