Талисман, или Ричард Львиное сердце в Палестине

Такое длинное отступление от нити происшествий, хотя и может показаться неуместным, необходимо: быть может, оно разъяснит и поможет понять зарождавшуюся между двумя юными сердцами взаимность, которая уже определилась, когда неожиданное присутствие Эдит в приделе произвело на сэра Кеннета столь сильное впечатление.

Глава V

Напрасно выходцы с того света посещают нас в лагере; мы приказываем этим призракам исчезнуть.

Уортон

Глубокое молчание и густая тьма долго царили в приделе, где мы оставили рыцаря Спящего Барса; больше часа стоял он коленопреклоненный, то вознося мольбы к Небесам за оказанные ему милости, то благословляя дорогую его сердцу Эдит за высказанное ему внимание. Он стоял в том месте, которое освящалось величайшей святыней. Воин Христов, горячо любящий Эдит, может ли он чего-либо страшиться? Теперь он вполне отдается исполнению своего долга Богу и своей возлюбленной.

Более часа ничем не нарушалась глубокая тишина, но внезапно пронзительный свист пронесся под сводами придела, таким свистом сзывают ловчие своих соколов. Звуки эти не соответствовали святости места, и Кеннет невольно подумал об обороне. Он встал и схватился за кинжал. Что-то хрустнуло, заскрипело, будто где-то поднялся или опустился блок. Свет, появившийся из отверстия в полу, не замедлил подтвердить его предположение: длинная сухощавая рука, обнаженная до локтя, с плеча покрытая рукавом красной материи, показалась из отверстия, держа лампаду. Вскоре обозначилась вся фигура поднимавшегося по лестнице человека. Он переступил порог, и взору Кеннета представилось уродливое существо: огромная голова карлика, покрытая колпаком, причудливо украшенным тремя павлиньими перьями, красное платье, расшитое золотом, еще больше подчеркивало его безобразие. На руках его были надеты два золотых браслета, а на белом шелковом поясе висел кинжал с золотой рукояткой.

Это странное существо, вышедшее из отверстия, держа в левой руке нечто вроде метлы, стояло неподвижно. Оно поднесло свою лампаду к лицу, как бы желая явственнее осветить его. Скользивший по лицу свет лампады ясно обозначил дикие, нескладные черты его, уродливое, плотное туловище. Несмотря на свою безобразную внешность, карлик был силен и ловок.

Сэр Кеннет невольно подумал о гномах и духах, обитающих в подземных пещерах, в то время как глаза его остановились на ужасном видении. Оно внушало суеверный страх и вызывало в воображении мысль о сверхъестественных существах, вселяющих в человека ужас.

Еще раз раздался свист карлика, и другое столь же отвратительное существо показалось из подземелья. Это была женщина в одежде из такой же красной материи самого странного покроя, короткая юбка обнажала ее ноги. Как и ее товарищ, она поднесла лампаду к своему лицу, освещая всю фигуру. Несмотря на безобразие и уродливость, в ней просматривались гибкость и ловкость. Глубоко впавшие глаза обоих карликов сверкали из-под густых черных бровей подобно взору ехидны, чей зоркий взгляд несколько сглаживал их ужасную наружность.

Сэр Кеннет долго не мог прийти в себя от изумления при виде этого странного зрелища. Пара обходила придел, подметая своими вениками пол; по-видимому, это были слуги, но труды их были напрасны, так как, кривляясь и ломаясь, они едва прикасались к полу веником, держа его в одной руке. Поравнявшись с рыцарем, они опустили свои веники и, став перед ним рядом, старались осветить яснее свои лица, тщательно направляя на них свет своих лампад. Затем, приподняв светильники, чтобы лучше разглядеть рыцаря, они обернулись друг к другу и захохотали пронзительным диким голосом, гулко раскатившимся под сводами храма и неприятно отозвавшимся в ушах рыцаря. Звук их хохота показался сэру Кеннету до того необычным, что он вздрогнул и поспешно спросил, заклиная их именем Божиим, кто они такие и почему нарушают должное почтение к священному месту своим кривляньем и ужасным хохотом.

– Я карлик Нектабанус, – ответил урод мужского пола голосом, вполне соответствовавшим его безобразной наружности, подобно карканью ворона, раздавшемуся в глухой час полуночи.

– А я Женевьева, владычица души его, – произнесла карлица диким, раздирающим душу голосом, еще более пронзительным, чем голос ее товарища.

– Зачем вы здесь? – спросил рыцарь, и сомнение, говорит ли он с людьми, снова наполнило его душу ужасом.

– Я, – отвечал важно карлик, приняв подобающий вид, – двенадцатый имам, Мухаммед Мохади, проводник, указывающий путь правоверным. Сто оседланных коней ожидают меня и мою свиту в святом граде, и такое же число в священном убежище, я послан свидетельствовать о пророке, а перед тобой стоит одна из моих гурий.