Талисман Империи

Лепид, руководивший весталками, человек нерешительный и робкий, тщательно выбритый, в белой длинной тоге с богатыми складками и жреческой шапочке, с жертвенным ножом, висящим на шее на длинной золотой цепи, и чашей для возлияния в правой руке, быстрым шагом направился к храму Весты. Он поднялся по ступенькам, вошел в храм, оставив остальных, не имеющих привилегию входить внутрь обители богини, за оградой.

– Великая жрица Клавдия! – гремел он. – Я знаю, богиня благоволит тебе, но скажи, почему сегодня ты отказалась явить Палладиум салиям по их законному требованию?

– Я получила откровение не делать этого. – Окаменелое лицо Клавдии, на котором играли блики от священного огня, выражало решимость.

Лепид, заподозрив неладное, встрепенулся: «Вот он, момент, когда можно посчитаться с Августом! Если Палладиума нет, то император падет, и он, Лепид, вновь обретет силу, вернет полномочия, станет выше любого римлянина, будет манипулировать новым императором».

– Я требую предъявить мне Палладиум!

– О, верховный понтифик! – Жрица, заламывая руки, в отчаянии прокричала: – Случится непоправимое, если воля богини не будет исполнена!!

Лепид был непреклонен:

– Мой высокий жреческий сан предполагает надзор за святынями, я обязан ставить интересы государства выше личных. Как посредник между богами и людьми требую удовлетворения, – и он трижды произнес: «Clarigatio».

Казалось, Клавдия смутилась и, уже не так категорично возражая, произнесла:

– А как же знак свыше? Вино быстро прокисло. Вот, убедись сам!

Из ряда глиняных кувшинов она взяла черный сосуд с ручкой и узким горлом с желтым изображением головы осла. Подойдя к понтифику, равнодушно глядя ему в глаза, подняла кувшин, предлагая попробовать. Он машинально протянул чашу для возлияний, и тягучий красный напиток наполнил ее почти до краев. Лепид стал пить: сначала пригубил, потом жадно, и наконец удивленно произнес:

– Вино хорошее!

Весталка грациозно заскользила вокруг священного огня. Лепид следил за ней внимательным взглядом, но вот в его глазах возник туман, в ногах слабость, в голове боль, в ушах шум, и начались галлюцинации. Уронив чашу, он схватился за сердце и от чувства нехватки воздуха, шаркая, направился к выходу. Открыв дверь, спустился по ступеням и, не замечая удивленных салиев, прошествовал мимо них прямо в регию. В зале заседаний коллегии жрецов он рухнул в белое кресло, запрокинул голову и умер.

Магистр, прождав его напрасно, развел руками, посмотрел на небо и, подскакивая, двинулся вперед, а за ним с ритуальными песнями и плясками, ударяя медными палками о щиты, зашагало шествие салиев.

В покоях римского дворца Август в полной прострации сидел в кресле под дубовым венком – знаком Юпитера, который ему присудил сенат за выдающиеся заслуги. Две новости ввергли в смятение – в Риме умер великий понтифик Лепид, а из Кампании только что сообщили: внезапно умер Агриппа. Оба в один день. Агриппа, соратник и соправитель принцепса, возвращался из успешного похода на Дунай и, проезжая итальянскую область Кампания, вдруг заболел и умер. Ему был 51 год. Недвижно уставившись в пол, безвольно сникнув и скорбно ссутулившись, император думал о превратностях судьбы. Удача, без которой нет счастья у политика, похоже, отвернулась. Сталкивая и стравляя людей, он сумел прибрать к рукам власть в Империи, убедил сенат и римский народ добровольно назначить его пожизненно на ключевые посты. Ах да, он еще не завладел должностью великого понтифика! Власть – искушение, ее не отдают, ею обладают и упиваются. Жажда безграничной власти – самая безумная страсть человека.

Теперь не стало друга Агриппы, и Август остался один. Повертев на пальце перстень-печать принцепса с изображением сфинкса, задумался. Как человек осторожный и дальновидный, терпеливый и хитрый, он не привык проигрывать и, всю жизнь играя роли подобно актеру, неспешно и неукоснительно добивался своего, неустанно повторяя: «Осторожный полководец лучше безрассудного». Погоревав об Агриппе, немного успокоился, а в голове завертелись новые мысли: «Мне остался короткий шаг от императора до бога. – В светлых глазах зажглась искорка. – “Золотой век”, которым я окрылял римлян, не может так просто уйти в небытие вместе со мной. Я внушил народу, что мир – это прекрасно, что удаление меня от власти приведет к хаосу, что благодаря мне неукоснительно соблюдаются традиции предков. – Приняв решение, высоко поднял голову: – Продолжать властвовать, и пусть все трепещут!»