Талисман Империи

– Я дочь Августа и делаю, что хочу! – Юлия держалась вызывающе.

– Ты унизила отца, – громко сказала Ливия и посмотрела на мужа: – Август, за покушение на отцеубийство твоя дочь должна быть наказана! Не нарушать же установленный тобой же закон?!

По этому закону отцеубийцу зашивали в мешок с собакой, змеей или петухом и сбрасывали в Тибр. Август молчал.

– Кстати, – напомнила Ливия, – измена карается изгнанием.

В глазах императора выступили слезы. Он подошел к Юлии, взял ее руку:

– Моя дочь, я закрывал глаза на твои шалости, потому что слишком любил. Теперь, когда пошатнулись устои общества и преданы идеалы, которые отстаивал всю жизнь, в моей семье случилось несчастье – у меня больше нет дочери. – Помолчав, приказал: – Прокул, в тюрьму ее! Юл Антоний, ступай, Прокол пришлет тебе меч.

Для искупления позора злодеяния к аристократам применялось тайное удушение или самоубийство под надзором. Ослушаться воли императора Юл не мог: у себя дома он бросится на воткнутый меч.

С тяжелым сердцем, сгорбившись, «отец отечества», раздавленный под тяжестью горестных укоров и своих принципов, побрел в спальню.

На суде Юлию обвинили в разврате, предательстве и покушении на отцеубийство, но казнь император заменил ссылкой. Ее выслали на маленький остров Пандатария⁵⁹, запретив кому-либо там появляться. Вместе с ней в ссылку добровольно отправилась ее мать Скрибония.

Великую жрицу Клавдию преследовали видения. Недавно она видела на небе зарево и слышала голоса, потом был дождь из крови, однажды ночью, выйдя из храма, она поразилась бликам света и крику птиц на Форуме. Устрашившись, понимая, что находится в преддверии неких событий – боги знамениями дают знать о каре небесной, – она ощутила ужас приближающейся смерти. Философ Страбон предупреждал римлян, что много огненных людей устремятся ввысь. Вот уже несколько дней в небе на Римом висит комета – предупреждение ей за поступки и прегрешения. Скрывать правду о Палладиуме сил больше не было.

Створки дверей храма Весты распахнулись, и вошел император. Август тяжелым шагом, ссутулившийся, усталый подошел к негасимому огню и, неподвижно наблюдая за танцем пламени, долго стоял в тревожном молчании. Как великий понтифик он был тщательно выбрит, в белой длинной тоге с богатыми складками и жреческой шапочке, с жертвенным ножом, висящим на шее на длинной цепи, и чашей для возлияния в правой руке.

– Богиня Веста, покровительница семейного очага, отвернулась от меня, – наконец проговорил он. – Мои зятья Марцелл и Агриппа умерли, внуки Гай и Луций умерли тоже, а теперь не стало дочери Юлии. Клавдия, почему столько бед обрушилось на меня?

Очаг, в котором горел огонь, считался в Риме центром вселенной, и римляне благодаря ему чувствовали себя единой семьей и настолько верили в неподкупность и непорочность богини, что отдавали в храм на сохранение завещания, а свою безопасность полностью доверили Палладиуму, который хранила богиня.

– Август, – негромко начала Клавдия, – стало много свидетельств предстоящих бед, и ты знаешь почему – утрачен Палладиум.

Неодобрительно скосив глаза в сторону весталки, принцепс раздраженно сказал:

– Но священный огонь горит и государство живо!

Близким крахом государства считалось угасание огня, но потеря реликвий грозило бедствиями, поэтому Клавдия сухо отозвалась:

– Ты же знаешь, Август, если утрачен Палладиум, Рим не останется великим и сильным.

– И что ты предлагаешь? – К императору вернулось самообладание, он гневно смотрел на весталку.

– Зарыть остов сгоревшей статуи под Алтарем Мира, что строишь на Марсовом поле, и тайна останется нераскрытой.

Император, исполненный ненависти, думал: «Она опасна, моя власть под угрозой, сенат и народ Рима усомнятся, что я бог. Этому не бывать! Я Август, бог, а боги бессмертны».

От гневного взгляда принцепса Клавдию покоробило, но, справившись с волнением, она предложила:

– Выпей напиток богов, и ты получишь откровение богини – небесной покровительницы Рима.

Из череды глиняных кувшинов выбрав черный сосуд с узким горлом и желтым изображением головы осла, она подошла к понтифику. Он протянул чашу для возлияний, и тягучий красный напиток наполнил ее до краев. Август поднес чашу к губам, но пить не стал, а поднял глаза на весталку. Она стояла смиренно, но чудовищное напряжение сковало женщину. Август выплеснул содержание чаши в священный огонь. Пламя, полыхнув до самой крыши, яростно забушевало в очаге, и в его невероятно ярких отблесках бледное лицо Клавдии выражало крайнее изумление и растерянность. Принцепс ушел.

Поздно вечером, закрыв двери храма, Клавдия спустилась по ступенькам и направилась к стоящему недалеко дому весталок. Дорогу ей перегородил Прокул. В свете луны, увидев его огромные пустые глаза, она произнесла: «Моя душа чиста» и, получив удар кинжалом в живот, медленно осела на мостовую, погрузившись в вечный сон.