Талисман из Ла Виллетт

Корантен погладил коня по шее, насыпал сена в кормушку и задул фонарь.

— Будь умником и ничего тут не круши, договорились?

По холмам гулял ледяной ветер. Корантен миновал притаившуюся за бугром ферму Шолара. Стекла дрожали в оконных рамах, стены сотрясались и угрожающе скрипели. Вокруг не было ни души.

Корантен спустился по крутому склону. Именно в такую погоду он сильнее всего тосковал по своему кораблю. В море он был со стихией на равных, не то что на суше.

Серебристые блики играли на гребнях волн. Корантен перешел на другой берег реки. Юбилан превратился в бурный поток: прибрежные скалы скрывали брызги водяной пыли. Главная улица Ландемера петляла между рыбацкими хижинами и несколькими богатыми виллами, которые каждое лето превращались в семейные пансионы. Дом государственного комиссионера — он каждый день ездил в Шербур, где занимался закупками продовольствия, — утратил прежний блеск, обломки вычурного керамического декора валялись посреди двора. У трактира «Вуазен» Корантен замедлил шаг и поднял воротник бушлата. Обычно в этот час здесь шла бойкая торговля рыбой и ракушками, но сейчас опустевшая деревня выглядела пугающе ирреальной, и Корантен невольно поежился.

Крутые буруны образовали на оставшемся после отлива песке галечную запруду и нехотя откатились обратно. Зоркие глаза Корантена разглядели справа от форта какое-то белое пятно. Что это, птицы? Когда-то он с наслаждением наблюдал за буревестниками и чеканами, залетевшими с Оркад.

Корантен прошел еще метров сто вперед. Ему нравилось гулять по пустынному берегу, и он проводил здесь много времени, любуясь птицами, разглядывая коряги причудливой формы и странные камни. Он вообще мало общался с людьми, разве что с мамашей Генеке, которая приходила к нему убирать и готовить, и только в одиночестве чувствовал себя в безопасности.

Вдоль горизонта неслась вереница свинцовых туч. Порывы шквалистого ветра атаковали дюны, сдувая их верхушки. Корантен прищурился. Нет, это не птицы, тут что-то покрупнее. Должно быть, снесенная волнами к рифам шхуна напоролась днищем на острые камни и ударилась о скалы, сломав углегарь, бушприт и форштевень. Сломанная фок-мачта под углом нависала над палубой, с нее бросали лини, чтобы снять с судна экипаж. Рыбаки из Ландемера и Юрвиля помогали, чем могли, но им и самим требовалась помощь: пенистые валы уже лизали палубу.

Корантен подумал, что капитан этого суденышка слишком самоуверен, если решился выйти в море такую погоду. Впрочем, в свое время он и сам считал себя непобедимым.

У Гревиля становились на якорь баркасы. Корантен прибавил шагу и вдруг застыл на месте, вглядываясь в воду у берега. Секунд пять или десять он стоял, приложив руку к глазам, потом неожиданно все понял и бегом бросился туда. В пене прибоя, словно сирена, запутавшаяся в водорослях, лежала какая-то девочка или женщина.

Он с трудом дотащил недвижное тело до полосы гальки, заглянул в лицо сирене и вздрогнул. Клелия? Нет! У этой молодой женщины тоже были нежные, тонкие черты, но это была не Клелия. Клелия умерла двадцать лет назад. Он черенком трубки разжал незнакомке губы, сунул два пальца в горло, чтобы вычистить слизь, и приложил ухо к груди. Сердце ее едва билось. Корантен опустился на колени, схватил женщину за запястья и начал делать ей искусственное дыхание. Он действовал автоматически — как-никак, у него была двадцатипятилетняя практика.

Наконец тело женщины выгнулось в судороге, она закашлялась, сплюнула, снова упала на спину и замерла. Корантен снял куртку, закутал ею женщину и вдруг заметил у нее на запястье кожаный мешочек на шнурке.

Шатаясь под порывами ветра, он шагал по пляжу, неся на руках хрупкое тело в тяжелой, насквозь промокшей одежде. Дорога до дома оказалась долгой и трудной, в дюнах клубился густой туман. На полпути Корантену пришлось остановиться, опуститься на одно колено и перекинуть ношу через плечо. Дождь усилился, и Корантен понял, что буря вот-вот разыграется с новой силой. Во рту у него пересохло, поясницу ломило, но он наконец добрался до дома и ввалился в дверь. Женщина совсем окоченела.

Корантен со вздохом облегчения уложил ее на кровать. Теперь надо как можно скорее развести огонь! Тяжело прихрамывая, он кинулся под навес за дровами и обнаружил, что все поленья мокрые.

Он вернулся в дом и, не обращая внимания на возмущенное мяуканье голодного Жильятта, принялся рубить топориком два стула с соломенными сиденьями. Огонь быстро разгорелся, и тут Корантен вспомнил, что оставил на конюшне, в глубине стойла, две охапки хвороста. Он принес его в дом, захватив заодно и ящик из-под бутылок с сидром: теперь топлива должно хватить на час.