Талисман из Ла Виллетт

Джина Херсон расставляла в вазе цветы из букета, доставленного посыльным. Подбор цветов был явно неслучайным, но она не была уверена, что разгадала код. Кажется, белые розы означают «Я вас достоин» — так, во всяком случае, написано в одном английском журнале. Лист папоротника — «ослепление», красные гвоздики… — «любовь»! А вот и лилии. Придется проверить. Букет был очень красив. Джина прочла приложенную к нему карточку.

«Цветок, на божественном наречии — дочь утра, очарование весны в сердце зимы, источник жизненных соков», — писал Шатобриан. Мне никогда не сравниться талантом с поэтом, но я могу быть приятным собеседником. Не согласитесь ли выпить со мной чашечку чая у Глоппа на Енисейских Полях? Буду ждать Вас у входа.

Преданный Вам

Кэндзи Мори.

Записка вынуждала Джину принять решение: отказываться глупо, она горько об этом пожалеет. Они с Пинхасом официально не разведены, но его отъезд в Нью-Йорк разрушил их союз. Свидание с Кэндзи Мори ни к чему не обязывает и не может считаться изменой супругу, отцу ее дочерей и сердечному другу. Они с Пинхасом редко ссорились, но их мнения по многим вопросам расходились. С годами политика развела их в разные стороны. Оба осуждали еврейские погромы и антисемитизм царского правительства, но Пинхас возводил в абсолют революционные идеи, а Джине всего лишь хотелось найти уголок, где можно жить достойно и в безопасности. Она надеялась, что ей, как и Таша, будет хорошо во Франции, и горевала, что ее младшая дочь Рахиль вышла замуж за врача по имени Милош Табор и поселилась в Кракове.

Возможно, они с Пинхасом и остались бы вместе, но Джина не могла не признать очевидного: в личном плане их супружеская жизнь обернулась катастрофой. Придя к этому выводу, она прямо сказала Пинхасу, что им надо расстаться.

Она осталась в мастерской, где вечно царил веселый беспорядок, Пинхас покинул конуру на Хестер-стрит и снял квартиру на Манхэттене. Дела у него шли настолько хорошо, что он время от времени переводил жене деньги, и она была ему за это благодарна, хотя и не понимала, как можно заработать на эксплуатации кинетоскопов. Виктор, зять Джины, недавно рассказал ей, что знаменитый Томас Эдисон изобрел машину, позволяющую показывать движущиеся картинки. Джина считала эти большие прямоугольные ящики непристойным развлечением, уместным разве что на ярмарке. На кинетоскопе была оборудована щель-приемник для денег и два отверстия с окуляром. Вращая ручку, зритель мог увидеть петушиные бои, боксирующих котов, бойцовских псов, танцы островов Самоа… Но наибольшей популярностью пользовались раздевающиеся потаскухи и подглядывающие за ними шалуны-любовники. К счастью, пленка кончалась до полного «разоблачения». Джина не понимала, как Пинхас мог увлечься подобной порнографией?

Она вернулась в комнату и спрятала в шкатулку последнее письмо с американскими штемпелями. Муж оставался за океаном, и она вольна была отправляться на свидание с мсье Мори.

«Нужно принарядиться».

Джина посмотрелась в зеркало, поправила золотисто-каштановые с проседью волосы.

«Ты похожа на старую ведьму, милая моя! Морщины, складки на шее… Воистину, кто-то опоил этого обольстительного азиата волшебным любовным напитком, как Тристана и Изольду. Ты сошла с ума! В твоем возрасте…»

Она умылась, накрасилась и надела классический туалет: платье из зеленовато-синей муаровой тафты с темно-розовой отделкой, которое вполне сочеталось с ее единственным манто. Рукава обтрепались, и их пришлось замаскировать кружевом. Глядя на тюлевую, украшенную примулами шляпу, Джина вдруг вспомнила, что символизирует лилия, — чистоту. Какая ирония! Она ведь почтенная мать семейства! Он что, смеется над ней? Она снова посмотрелась в зеркало: разоделась в пух и прах и готова бежать на свидание к мужчине, с которым обменялась несколькими ничего не значащими фразами и множеством волнующих взглядов! Джину мучил стыд, но она была не в силах справиться с возбуждением, словно юная девушка, взволнованная комплиментами первого в жизни воздыхателя. Много лет она в одиночку боролась, мечтала и душила свою мечту… Джина решительно повернулась к зеркалу спиной.

Поездка в фиакре оказалась бесконечно долгой. Судя по размеру зданий под номерами 110 и 112 по улице Фландр, поиски Мартена Лорсона будут ничуть не легче разгадки квадратуры круга. Но совесть Виктора была чиста — Таша пригласили к Натансонам, так что ему не пришлось вешать ей лапшу на уши — и теперь он мог полностью отдаться своему любимому занятию — расследованию.

Надпись на мемориальной доске гласила: