Талисман Карла Смелого

– Ничего подобного. Чтобы отправить его к французскому королю. Людовик XI, который наряду с Генрихом VI был одним из наилучших правителей Франции, высоко ценил ту кровь, что текла и в его жилах тоже. Через своего отца, Филиппа Бургундского, который происходил по прямой линии от короля Жана II Доброго, Антуан унаследовал ту же кровь, что и Людовик, и тоже весьма ценил Францию. А его племянница, Мария Бургундская, собиралась замуж за Максимилиана Австрийского, который должен был унаследовать императорскую корону, безусловно, красивого молодого человека, но слишком уж любившего праздники. Антуан любил племянницу, но становиться австрийцем не собирался.

– И какова же его судьба при Людовике? – заинтересовалась госпожа де Соммьер.

– Он стал одним из его ближайших советников, получил титул графа де Гранпре. Людовик собирался его узаконить, но не успел. Сделал это наследник Людовика Карл VIII. Что еще сказать? У Антуана было пятеро детей от его супруги Жанны де Вьевиль, но только один сын, ставший наследником сеньории Беврен. Два других сына были незаконными…

– Похоже, у них в семье это стало традицией, – насмешливо заметил Альдо.

– В те времена это не имело большого значения. Незаконнорожденные дети, рожденные в любви, были часто красивее и талантливее детей законных. И в случае, которым мы занимаемся, так оно и случилось: бароны фон Хагенталь, наследники побочной линии…

– Но кто они по национальности? Австрийцы? Немцы? Швейцарцы?

– Когда как.

– А можно объяснить яснее? – потребовала План-Крепен, не отличавшаяся терпеливостью.

– Не спешите, – шепнула ей маркиза. – Не будем прерывать профессора, взявшего на себя труд просветить тьму нашего невежества. В благодарность ему помолчим!

– Спасибо. А я в благодарность постараюсь изложить все как можно понятнее. Возвращаясь к интересующему нас вопросу, скажу, что Хагентали до недавнего времени предпочитали оставаться в империи Габсбургов, но не так давно две их ветви разделились. Старый барон Хуго не смог позабыть бед, причиненных Венеции австрийцами во время оккупации, в которой участвовал и его дед, и сменил национальность, став швейцарцем. Он изменил и фамилию, убрав из нее приставку «фон», но в память о Карле Смелом купил себе особняк в Грансоне. Рубин, полученный от жены, он передал князю Морозини в виде некоего возмещения за пролитую кровь, а все свое завещал крестнику и племяннику Хуго де Хагенталю, который тоже пожелал быть швейцарцем.

– Отец не возражал? – спросил Адальбер.

– Нет. Но ненависть между отцом и сыном достигла пика.

– Причина?

– Хуго подозревает отца в убийстве матери, но доказательств этому нет никаких. К тому же оба влюбились в одну и ту же девушку, Мари де Режий, и оба хотели на ней жениться. Разумеется, она предпочла Хуго, хотя и отец тоже не лишен обаяния, но на стороне сына молодость, рыцарский характер и особый ореол, который придает ему сходство…

– С Карлом Смелым! – воскликнул Альдо, не сводя глаз с Мари-Анжелин, которая вдруг застыла, как изваяние.

– Откуда вам это известно?

– Неожиданно пришло в голову.

– Значит, у вас дар ясновидения. В самом деле, молодой человек похож на него, хотя еще больше он схож с Великим бастардом.

– Вы только что сказали, – начал Альдо неожиданно суровым тоном, – что его отец намеревался жениться на мадемуазель Мари де Режий? Однако дерзости ему не занимать. Вы знаете, где он сейчас? Он в Брюсселе, а если быть совсем точным, то в Икле, где живет его невеста Агата Тиммерманс, в прошлом баронесса Вальдхаус и единственная наследница королевы бельгийского шоколада! Любопытно, не правда ли?

Часть третья Трехсотлетие

Глава 9 Волшебное слово…

Юбер де Комбо-Рокелор и Адальбер отправились провожать гостя до гостиницы «Принц Галлии», где он остановился. Альдо остался, решив составить компанию тетушке Амели. Его насторожило лицо План-Крепен. Она словно бы скрылась в своей раковине, и Альдо подумал, что ей, возможно, понадобится помощь.

Как только входная дверь захлопнулась, Мари-Анжелин, сообщив, что идет за носовым платком, буквально вылетела – другого слова не подберешь – из зимнего сада, а потом тихонько затворила за собой дверь в свою комнату.

– Ох, как мне это не нравится, – вздохнул Альдо. – По мне, приступ ярости был бы куда целебнее.

– Мне тоже так кажется, – вздохнула и госпожа де Соммьер. – Я не ошибусь, если скажу, что она очень мучается… А мы… Мы ничем не можем ей помочь. Что сказать? Что сделать? За что уцепиться, чтобы ей стало легче? Обычно выручал ее вспыльчивый характер, она заводилась с полоборота… Но теперь! Мрачная, молчаливая, подавленная. И как она выбежала? Надеюсь, ей не придет в голову…

– Нет! Даже не думайте! Она слишком горда, чтобы дойти до такой крайности… И слишком набожна!

– Все это я знаю, но в чем можно быть уверенной, имея дело с такой страстной натурой? Честно говоря, такой страстности я в ней не подозревала.

– Спору нет, натура страстная. И подтверждений этому множество. Но я не знаю другого такого острого ума, как у нее.