Талисман. Книга посвящений

Упрямый мальчик длинноног, нескладен…
Измяв подушку жаркою щекой,
припоминает всё, что было за день
в горах, на берегу и под водой.
Скала краснела ржавчиной, и дали
казались ближе, млели облака,
плоды шиповника, зардевшись, ждали,
чтоб их коснулась детская рука.
Всплывало солнце, и сжималось сердце
от сизоватой блёклости степной…
Ты вырастал из призрачного детства,
вцепясь ступнёй в разлом коры земной.
От пуговицы русского солдата
осталась пыль. Татарского мурзы
истлели кости. Здесь плелись когда-то
волы, таща чумацкие возы.
Над Тихой бухтой был винтообразен
след самолёта. Наши имена —
на крыльях чайки, что спустилась наземь,
на мидиях, устлавших камень дна.
Ты стебельком вонзался в свод небесный.
И женщина сказала:
                            «Нас из тьмы
он вывел. Он помог забыть о бездне,
но что он в мире, если бы не мы?..»
Дрожало море слюдяною плёнкой,
и, замирая, видели втроём,
что даль уже не та за дымкой тонкой,
и голос звонкий смуглого ребёнка
раздался:
            «Для чего живём?»

Русская поэзия

Андрею Битову

Что такое русская поэзия?
   Это каждый день ступать по лезвию,
властвовать собой и знать безумие,
   айсберг расплавлять в жерле Везувия!
А ещё – высокое смирение
   и гордыни дерзкое сомнение,
противленье Богу, с сердцем битва,
   а в конце – раскаянье, молитва.
Что такое русская поэзия?
   В дебри разъяснений не полезу я.
Лучшие читатели империи —
   бенкендорфы, дубельты и берии…
В каждую строфу ломились в гости
   так, что женских рифм трещали кости!
Знали даже скрытых в неизвестности
   сыновей и пасынков словесности.
Что такое русская поэзия?
   Девочка в цветах босая, резвая
и шалава грязная, запойная,
   грусть-тоска по родине разбойная,
белый вальс, смущенье гимназистки,
   жар любовный в скомканной записке.
Что такое русская поэзия?
   Душ сгоревших белая магнезия,
ночи без ночлега с папиросами,
   жизнь с неразрешимыми вопросами,
искорка, погасшая под бровью
   вслед за потухающею кровью,
запятые, точки бесполезные,
   строчки с самой юности любезные
Пушкина, Кольцова, Пастернака,
   выгнанная на мороз собака…

Exegi monumentum 3

Глебу Нагорному

Поминая Пушкина и Блока,
с юным Бродским, юный поддавал.
Говорили, спорили; эпоха
щами пахла, как столовый зал.
Я ещё застал такое время,
а не веришь, то перекрестись!
Мне стихи мои читал, добрея,
наизусть Красаускас Стасис…
Сам себе exegi monumentum.
Я с Тарковским знался в дождь и гром,
и Вильняле, пользуясь моментом,
в томик мой плеснула серебром.
Знаю сам, замечен Кем, отмечен,
Кто велел, водя моим пером,
в затихающей российской речи
стать неразгибаемым звеном.

15 Мая 1984

Т. А. Озёрской,

А. А. Тарковскому