Талисман цесаревича (СИ)

Существует распространённое заблуждение, что принадлежность человека к какой-то профессиональной группе или корпорации делает его знатоком в данном направлении. Особенно гротескно это звучит в разных детективах, когда даётся характеристика какому-то человеку. Дескать, такой-то персонаж служил в десантных войсках или спецназе ГРУ и воевал в горячих точках. Читателю должно быть понятно, что этот человек способен одной левой забороть кого угодно, стреляет из всего, что хотя бы теоретически может выстрелить, и при этом умён как десять Аристотелей в одной пивной. Однако, ни автор, ни читатель не думают о том, что человек, отслуживший в спецназе, может не владеть приёмами рукопашного боя, поскольку у него очень почётная и уважаемая специальность, например он дешифровщик или переводчик, или психолог, или аналитик, или кто-то ещё из длинного списка узких и очень ценных специалистов. Или наоборот, ни капельки не ценных — мало ли в разных местах служит случайных людей? Всякие водители начальников, писари, официанты и прочий люд, возвращающийся из армии весь усыпанный значками или даже медалями: быть рядом с начальством, и не поиметь выгоды? Смешно.

Примерно такие мысли крутились у меня в голове, когда я с пригорка наблюдал вынырнувшие из-за недалёкого холма конные сотни. Разливаясь по долине, конники перегородили её от края до края, и теперь перестраивались в какой-то, неведомый мне порядок. Расстояние от них до нас с одной стороны невелико, а с другой стороны, пока супостаты выйдут на простор и встанут в боевой строй, пройдёт никак не меньше получаса. Нормальный попаданец с офицерским прошлым на моём месте уже развил бы бешеную деятельность и победил бы всех, попутно научив хроноаборигенов. Но я не нормальный попаданец. Да, я офицер, да, я учился тактике мотострелковых подразделений и что-то краем уха слышал о стратегии. Но я в первую очередь инженер-химик, и мои военные знания соответствуют уровню пехотного взвода-роты, может быть чуть выше. Да и учили меня тактике совсем другого времени, с использованием совсем другого оружия и имея совсем другие средства связи. К тому же, сейчас у меня под рукой не мотострелковый взвод, а артиллерийский парк для целой армии, и против нас не менее двух дивизий иррегулярной конницы. Беда только в том, что артиллеристов у меня человек двести, и можно использовать не более двух десятков стволов из имеющихся ста восьмидесяти. Кстати, вот будет номер, если вся эта куча новейших по нынешним временам пушек достанется туркам! Топчу турецкой армии, быстренько разберутся с новой техникой, и устроят нашим войскам небо с овчинку. А кто будет в этом виноват? Даже не подсказывайте — сам знаю.

— Ваше высокопревосходительство, какие будут приказания? — спрашивает меня капитан-артиллерист. Спокойно так спрашивает, не задыхается, словно и не бежал он ко мне сломя голову.

— Сколько пушек сможете привести в боеготовое состояние, капитан Петров?

— Двадцать одну.

— А если в помощь будут даны солдаты из боевого охранения?

Лицо капитана замирает, лоб морщится и наконец, улыбка озаряет лицо:

— Полсотни, Ваше высокоблагородие.

— Забирайте хоть всех, капитан. Ваша задача покрошить башибузуков на расстоянии, не дать приблизиться. В ближнем бою они нас просто растопчут.

— Понял.

— Действуйте, капитан. Я сам могу встать на место наводчика, примете?

— С удовольствием! Как раз наводчиков у меня мало.

— Значит, вопрос решён, командуйте капитан.

Капитан ушел скорым шагом, от колонны послышались его команды. Я повернулся к командиру охранного батальона:

— Вы слышали, что я говорил капитану? Согласны с решением?

— Так точно, согласен. Разрешите солдат, не задействованных в артиллерийских расчётах, использовать по прямому назначению?

— Разумеется. Вон перед нами длинная промоина, сажайте бойцов туда. Понимаете почему?

— Чтобы пушкари могли бить поверх голов?

— Именно. И распределите людей по периметру, чтобы не прозевать обход с фланга или с тыла.

— С вашего позволения, я так и хотел.

— Ну, господин майор, действуйте. Всю ответственность за Ваши действия я принимаю на себя. Если буду нужен, то я наводчик на вон той гаубице-пушке, видите?

— Вижу.

— Ну, с богом!

Прислуга сноровисто сняла орудие с передка, развела станины, привела пушку к бою.

— Ваше высокоблагородие, мне сказали, что Вы будете за наводчика? — спросил меня унтер, командовавший прислугой.

— Это верно.

— Слава те хосспидя! Тогда я ишшо одно орудие приведу к бою, пока есть время.

— Действуй, братец.

Я осмотрел приборы наведения, остался доволен. В сторонке капитан-артиллерист устанавливал и выверял довольно примитивный прообраз буссоли — ему руководить боем, давать целеуказания. Мой расчёт действует умело, сноровисто: ну да, на ключевых постах кадровые артиллеристы, а пехота задействована на подноске боеприпасов.

— Батарея! — кричит капитан. Нас не батарея, а целый полк, но работаем под одну команду — Дальность четыре триста! Снаряд осколочный! Первое орудие! Пристрелочным! Огонь!