Талисман цесаревича (СИ)

— Ишь ты, какой глазастый! И верно: постоялый двор выходит туда глухой стеной, с улицы это место закрыто сараями, сеновалом и амбаром. Ну, Юрий, командуй своими подчинёнными, ищи.

Сено мы убрали мигом, а под ним обнаружили рыхлую, перекопанную землю. Ага! Мы на верном пути. Тыкая в землю штыками, мы обнаружили деревянный люк и вскрыли его. В глубоком — не менее трёх метров — подземелье, обнаружились грубые нары и человек в богатом костюме, лежащий на них. Я командую:

— Вон лежит лестница, тащите её сюда.

Лестница опущена в подземелье, я первым спускаюсь туда. Вопреки моим ожиданиям воздух в разбойничьем схроне чистый, не застоявшийся: видимо имеется какая-то система вентиляции. На грубых нарах вижу тело. Человек на нарах лежит неподвижно, только глазами следит за мной. На лице человека написана тревога и отчаяние, срочно нужно успокоить его.

— Уважаемый господин, извините, не знаю вашего имени и звания, не беспокойтесь. Мы солдаты только что разорившие разбойничий притон, и теперь пришли к Вам на помощь. Вы можете говорить?

— Да, могу. — слабым голосом отвечает человек.

— Будьте любезны сообщить, как Вас зовут?

— Барон Арнштадт Иван Карлович, чиновник по особым поручениям при генерал-губернаторе Малороссии.

— Как Вы себя чувствуете, Ваше сиятельство?

— Ты перепутал, братец, я не сиятельство. К барону надлежит обращаться «Ваше благородие».

Вот ведь… Лежит, не может пошевелиться, а гонор показывает.

— Извините, Ваше благородие, как Вы себя чувствуете? Нужно поднимать Вас через люк, и тут как бы не повредить.

— Понимаю. У меня сломана правая нога, и кажется сломаны рёбра.

— Вам придётся потерпеть, Ваше благородие, поскольку поднимать Вас придётся на верёвке.

— Потерплю. Однако я чувствую, что силы меня покидают, потому прошу передать своему командиру, чтобы тот известил полицию… — барон замолк и прикрыл глаза, потом собрался с силами и продолжил — Разбойники требовали от меня, чтобы я написал своим родным письмо. Они желали получить за меня выкуп. Я отказался, поскольку уверен, что после получения выкупа они бы меня убили. У меня есть подозрение, что я не первый, кто похищен негодяями с целью получения якобы выкупа. Пусть полиция… — барон замолк, впав в обморочное состояние.

— Ну-ка ребята! — скомандовал я — оторвите от чего-нибудь дощечку!

Хрясь! И кто-то из моих бойцов суёт мне в руки кусок доски длиной сантиметров семьдесят.

— Такая пойдёт?

— То, что нужно!

Из доски и верёвки сладили что-то вроде верёвочных качелей, усадили на них барона. Подали верёвки наверх, и солдаты осторожно вытянули тело на поверхность и бережно уложили на сено.

— Булгаков! — окликнул меня поручик.

— Слушаю, Ваше благородие!

— Ты поговорил с ним? Докладывай, что услышал мне и полиции.

К нам подошел мужчина в полицейском мундире

— Господин сообщил, что он барон Иван Карлович Арнштадт, чиновник по особым поручениям при генерал-губернаторе Малороссии.

— Крайне любопытно. А чего же от него хотели разбойники? — спросил поручик.

Полицейский молчал: допрашивать солдата он не имеет права. Впрочем, офицер и сам задаст нужные вопросы.

— Разбойники требовали от его благородия выкуп, после чего обещали отпустить. Но его благородие писать письмо родным отказался, поскольку понял, что после получения денег его убьют. И ещё: господин барон просил передать, что он имеет твёрдое подозрение, что он не первый, кого захватили в заложники с целью выкупа.

— А ты Юрий, что сам думаешь по сему поводу?

— Я полагаю, что господин барон прав, и нужно любыми способами выпытать из разбойников, где тела убитых ими путешественников.

— Я тоже так думаю. — кивнул поручик — Иди, Юра, озаботься обедом для подразделения, мы остановимся на днёвку в постоялом дворе. А следственные действия пусть проводят уполномоченные на то люди.

Уже отходя, я услышал, как поручик спрашивает полицейского:

— Мои люди не помешают вам?

— Нисколько, господин поручик! Наоборот помогут в части охраны места преступления.

Глава 4

Дальнейший наш путь не был омрачён никакими происшествиями достойными упоминания, и двадцатого августа тысяча семьсот семьдесят четвёртого года, менее чем через три месяца после отбытия из Обояни, наш маленький отряд безо всякой торжественности прибыл на мызу Линна[9], где находился штаб нашего полка. Поручик Ливин скомандовал нам строиться в две шеренги, а сам нырнул в дверь избы, в которой квартировал наш полковой командир. Спустя минуту мы выстроились, я как всегда во главе своих рекрут на правом фланге. И то сказать: остальные рекруты были одеты кто во что горазд, разве что во главе десятков стояли одетые в форменные мундиры и вооружённые солдаты. Зато мы были безоружными.

Гришка как обычно выступил представителем «обчества»:

— Барич, долгонько мы будем тут стоять? — прошептал он, тактично тронув за локоть.

— Сколько-то простоим. Видимо командир слушает доклад его благородия, а заодно проверяет нашу выдержку.