— Он это и собирается сделать. По-своему, конечно.
— Подожди-ка, — сказал тогда Избор. — Ты говоришь «второй раз», а я тебя что-то не помню…
Разбойник поднялся и уже по-настоящему зло сказал:
— Когда вы наш терем зорили, вам, понятно, не до того было, чтоб нас рассматривать, ну, а я вас хорошо рассмотрел.
— Рассмотрел и выследил, — сказал Исин. Разбойник отрицательно качнул головой.
— Нет. Нам не до этого было. Хорошо еще, что нашлись добрые люди, подсказали, где вас искать…
Он не стал объяснять, что и как, да и никто из привязанных и не нуждался в объяснениях. Все было понятно и так.
«Остроголовые», — подумал Избор. — «Только зачем это им? Неужели талисман все-таки настоящий?»
От этой мысли его прохватил озноб и он вздрогнул. Деревья, к которым привязали пленников, стояли рядом друг с другом, но одно было чуть поближе к берегу, а два других — чуть подальше от него. Избор как ни старался, как ни вертел головой, так и не смог рассмотреть что творилось на берегу.
— Эй, Исин, глянь-ка, чем они там занимаются. Мне не видно.
Исин изогнулся как мог, и заглянул за дерево.
— Костер жгут.
— Это я и сам чувствую, — заметил Гаврила. — Дым все-таки. Что там еще?
— Люди сидят.
— Много?
— Четверых вижу.
— Просто сидят?
— Разговаривают. Похоже, ждут кого-то.
Исин замолчал, вытягивая шею стремясь разглядеть как можно больше. Гаврила не мешал ему своими вопросами, тем временем сам, безуспешно стараясь разорвать веревку. Приходя в себя в очередной раз после предпринятых усилий, он услышал, как хазарин сказал:
— Похоже, что нам будет очень плохо.
— Что ты там еще углядел?
— Там в костре у них…
— Что?
— Щипчики разные греются. Я у князя в пыточной такие видел…
Новость была очень неприятная.
Наверное, самая неприятная из тех, что ему удалось услышать за сегодняшний день. Избор с трудом сглотнул образовавшийся в горле комок. Нужно было что-то сказать.
— Ты я смотрю вовсе этому не рад, — сказал он не найдя ничего более подходящего к случаю.
— Я бы и радовался, если б было чему, — ответил Исин с трудом оторвав взгляд от костра. — Вообще то я человек жизнерадостный… О! Засуетились чего-то…
Над тихим берегом разнеслись крики:
— Атаман! Атаман!
От этих голосов у Избора тоскливо засосало под ложечкой. Это не было страхом, это было какое-то совершенно особенное чувство безысходности. Тек же, верно, чувствуют себя лягушки той не парализованной частью своего сознания, которой они оценивали приближение к себе заворожившей ее змеи.
— Надо было за соплей ехать, — сказал вдруг Гаврила. — Хорошая у сотника сопля была. Длинная. И чего это мы хазарина не послушались?
За спинами послышался скрип песка. Скосив глаза, Исин увидел, как подобрался единственный видимый ему разбойник. Подходил кто-то серьезный.
— Обобрали?
Голос был резкий, требовательный. И принадлежать он мог только человеку привыкшему повелевать и держать эту вольницу в повиновении.
— Осмотрели, — откликнулся кто-то. — Они беднее мышей. Там и брать-то нечего.
— У них один кошель на троих, да и в том нет почти ничего… — добавил другой голос. — Прожились в дороге …
— Шкатулка где? Нашли?
— Нашли.
— Покажи! — потребовал Швед. Этот тон не понравилось тому, к кому обращался Швед и с непонятной побратимам издевкой, почти со смехом тот ответил:
— Держи, посмотри сам.
Они услышали, как Швед тяжело вздохнул, а потом перехваченным гневом голосом спросил кого-то:
— Ах ты, сволочь! Шутить вздумал?
И вслед за этим послышался звук удара, стон и плеск воды.
Голосов за их спиной больше не было, слышно было только, как напряженно дышат люди.
— Все поняли? — спросил Швед.
Никто не ответил. Наконец до побратимов донесся слабый стон жалкое хлюпанье, словно кто-то маленький и слабый плескался в мелкой воде и не мог вылезти на берег. Ничто более не нарушало тяжелого молчания.
— Ну, дурак он, — сказал, наконец, что-то, верно, самый отчаянный. — Шутить не умеет…
— Я тоже не умею шутить, — сказал Швед нормальным голосом. — Добейте его и бросьте рыбам.
Может быть, разбойники и не любили Шведа как отца родного, но слушались его ничуть не меньше. Тотчас послышался стон, слабый вскрик, что-то вроде «в носу поковыряй» и мощный всплеск — беднягу посмевшего так неумно пошутить бросили в реку.
Скрип подошв по песку сменился шелестом раздвигающейся травы, и Швед появился перед ними.
Глава 41
Исин посмотрел на него и улыбнулся. Не мог не улыбнуться. Теперь ему стала понятна шутка свежеиспеченного покойника. У Шведа не было рук! Ни одной!
И даже в носу ему поковырять было нечем. Сотник улыбался и улыбался, вполне понимая, что вряд ли Швед отпустит живыми и невредимыми людей, виновных в его теперешнем состоянии. Хазарин оглядел разбойника со всех сторон и остался доволен своим ударом. У Шведа не было не только рук, у него не было и плечей! Своей странной фигурой он походил странную скособоченную, сужающуюся кверху башню и хазарин понял, что терять ему нечего. Живыми их отсюда не выпустят.
«Как он выжил после этого?» — подумал Исин, заслоняя улыбкой волну гадливого ужаса, что поднялась в нем при виде уродливого обрубка.