Талисман

— Да. Они похожи, как две капли воды.

— Но мама никогда…

— Нет. Никогда. Не было причины.

— У моего отца был… Был двойник?

— Да. Отличный был парень.

Джек зажмурился. Это был диалог двух сумасшедших. Двойники и Территории!

— Когда отец умер, его двойник умер тоже?

— Да. Не одновременно, но вскоре после этого.

— А у меня есть двойник? В Территориях?

И тут Смотритель посмотрел на него так серьёзно, что мурашки побежали по спине Джека.

— У тебя нет, Странник. Ты особенный. А этот парень Смут…

— Слоут, — с улыбкой поправил Джек.

— …да, он. Так вот, он знает. Это одна из причин, по которой он торопится сюда. И одна из причин, по которой ты должен идти.

— Почему? — взорвался Джек. — Что я могу сделать, если это рак? Если это рак, и если она здесь, а не в клинике, — то, значит, выбора нет; если она здесь, то, значит… — он с трудом сдерживался, чтобы не расплакаться. — Это значит, что с ней покончено.

С ней покончено. Да. Его сердце знало это: потеря веса, коричневые тени под глазами. «С ней покончено, но, Боже мой, она же моя мама!»

— Лестер, — прошептал мальчик, — что хорошего в видениях, приходящих ниоткуда? Что?!.

— Я думаю, пока тебе хватит. Поверь во все сказанное, Странник Джек. Я никогда не велел бы тебе идти, если бы это не могло помочь ей.

— Но…

— Тихо, Джекки. Не говори ничего, пока не увидишь, что я имею в виду. Пошли.

Смотритель взял его за руку и обвёл вокруг карусели. Они вышли за дверь и двинулись через парк по безлюдной аллее. Слева от них был зал Кривых Зеркал, сейчас закрытый. Справа — ряд аттракционов. Края аллеи украшали скульптуры животных — львы, тигры, медведи.

Они добрались до широкой главной улицы, именуемой в подражание Атлантик-Сити Прогулочным бульваром. В сотне ярдов находился вход в парк. До Джека доносился гулкий рокот волн и тоскливый крик чаек.

Он посмотрел на Смотрителя, собираясь спросить, что же дальше, и не является ли все это злой шуткой… но промолчал. Смотритель держал в руках бутылку из темно-зеленого стекла.

— Это… — начал Джек.

— Поможет тебе попасть туда, — ответил старик. — Многим побывавшим там это не понадобилось, но ты без этого не сможешь туда попасть. Ясно, Джекки?

— Нет.

Когда же он в последний раз закрыл глаза и мысленно переносился в волшебный мир видений, богатый запахами и ощущениями? В прошлом году? Нет. Гораздо раньше… В Калифорнии… после смерти отца. Ему было около…

Глаза Джека округлились. Около девяти лет? Так давно? Три года назад?

Было страшно подумать, что видения — иногда светлые, иногда мрачные — так надолго покинули его.

Он почти выхватил бутылку из рук Смотрителя. Им овладел страх. Некоторые из видений пугали, да и мать предостерегала от смешения реального и воображаемого («иными словами, не сходи с ума, Джекки»), — но он понял сейчас, как боится все это потерять.

Он встретился взглядом со Смотрителем и подумал: «Лестер тоже знает это. Он знает все, что я думаю. Кто ты, старик?»

— Когда долго не бываешь там, начинаешь забывать, как туда добраться,

— Смотритель показал на бутылку. — Вот почему я приготовил этот волшебный напиток. У него особый состав. — Он понизил голос.

— Это оттуда? Из Территорий?

— Нет. Там занимаются волшебством, но только немного. Этот напиток из Калифорнии. Давай, сделай глоточек и посмотри, отправишься ли ты в путешествие. Я знаю, что говорю.

— Хорошо, но… — мальчику опять стало страшно. Его губы задрожали, солнце показалось слишком ярким, а пульс забился чаще. Напиток имел металлический оттенок, и Джек подумал: «Так вот ты какой, „волшебный напиток“ — ужасный!»

— Если захочешь вернуться, сделай ещё один глоток, — сказал Смотритель.

— Она будет со мной? Бутылка? Ты обещаешь? — Мысль, что можно никогда не вернуться из этого воображаемого мира, когда мать больна и должен появиться Слоут, была ужасна.

— Обещаю.

— Ладно, — Джек поднёс бутылку ко рту… и немного отпил. Жуткий вкус — острый и горький. — Мне что-то больше не хочется!

Лестер смотрел на нем с улыбкой, но глаза его не улыбались — они остались серьёзными и неумолимыми. Пугающими.

Джек вспомнил чёрный глаз чайки из водоворота.

Он протянул бутылку Смотрителю.

— Ты бы не забрал её назад? Пожалуйста! — попросил он дрожащим голосом.

Ответа не последовало. Старик не стал напоминать Джеку, что его мать больна, или что Морган Слоут близко. Он не стал называть Джека трусом, хотя сам мальчик никогда не чувствовал себя большим трусом, чем в эту минуту. Смотритель просто повернулся… и растаял, как облачко.

Одиночество захлестнуло Джека. Старик ушёл! Бросил его!

— Хорошо же, — внезапно решился мальчик. — Если нужно, я сделаю это.

И он сделал ещё глоток.

Ничего более мерзкого ему не доводилось пить. Он уже пробовал разные вина и даже различал вкус некоторых из них. Напиток напоминал вино, но вкус его был ужаснее скисшей смеси всех вин мира, как будто его произвели из самого гнилого винограда на свете.

Джек зажмурился.

— Эй, Лестер!

Он открыл глаза, и вмиг забыл об ужасном напитке, и о матери, и о дяде Моргане, и об отце — забыл обо всем на свете.