— Кто знает? Наверное, мне просто хотелось быть с людьми, которые ничего обо мне не знают.
— Да, но почему?
— Думаю, — сказала Талли, — мне хотелось уединения.
— Уединения? Ты хочешь сказать — безвестности?
— Да, именно так.
Джен притихла.
— Безвестность, это — как смерть?
— Да, — медленно ответила Талли, — наверное, как смерть.
Говорить об этом в темноте было так естественно.
— То есть, можно сказать, что на эти годы ты как бы умерла?
— Да, думаю, что можно так сказать.
— А почему тебе была так необходима эта безвестность? Что же случилось с тобой, что ты захотела умереть? Ты полюбила кого-нибудь? Кто-то разбил твое сердце?
Талли покачала головой.
— Нет, Дженни, я не влюбилась. И никто не разбил мое сердце.
— Скажи мне, Талли.
Помолчав немного, Талли мягко сказала:
— Да нечего рассказывать, Мандолини.
— Мейкер, ты даже перестала играть в софтбол. Давай рассказывай.
— Да нет, правда, — сказала Талли, снова вдохнув запах волос Дженнифер, — поверь мне.
— Мейкер, ты врешь. Ты правда не хочешь говорить об этом?
— Да, Джен, не хочу.
— Ну ладно, как бы там ни было, я рада, что ты вернулась, Талли. Мы скучали по тебе, когда ты ушла.
«И я скучала по вам, девчонки», — подумала Талли, но ничего не сказала.
— Расскажи мне, Талли, — попросила Дженнифер. — Расскажи про свои запястья, как это было в первый раз.
Талли немного отодвинулась. Дженнифер снова притянула ее к себе.
— Давай.
— Да нечего особенно рассказывать, — мялась Талли.
— Расскажи, почему ты это делаешь.
— Дженнифер, на кой черт тебе знать? Зачем ты расспрашиваешь обо всем этом дерьме?
— Просто расскажи, Талли, — прошептала Джен. — Ты делаешь это, чтобы умереть?
Талли вздохнула.
— Нет, — медленно сказала она. — Не могу сказать, что я хочу умереть. Я делаю это потому, что мне хочется испытать, какая она — смерть. Окунуться в бессознательное состояние, а отчасти потому же, почему это делали в старину — чтобы очиститься и исцелиться. И после, когда из меня уходит все плохое, я возвращаюсь и живу дальше.