Таллин. Любовь и смерть в старом городе

Хотя желтая пресса и подкидывает время от времени сенсационные материалы о «веселящемся и развратничающем средневековом Таллине», мораль в нем была достаточно строга.

Местные кодексы Любекского права — стандартной «конституции» городов ганзейского региона — прямым текстом запрещали проституткам промышлять своим позорным ремеслом и селиться под защитой крепостных стен. Более того, добропорядочным горожанам запрещалось сдавать им даже чердачные каморки и подвальные углы. В противном случае на домовладельца падало подозрение в сводничестве, и самое малое, чем мог он отделаться, — стояние у позорного столба.

Позорный столб ожидал и саму женщину легкого поведения. Правда, если на момент задержания она была «очевидно и явственно беременна», наказание несколько смягчалось: ее только обривали наголо и навсегда изгоняли из города.

Насколько часто применялись к жрицам любви столь строгие меры — сказать сложно. Во всяком случае, в середине XVII века, когда строгость нравов почиталась у лютеран за высшую добродетель, ревизии по выявлению гулящих женщин проводились регулярно.

Правда, основной интерес ревнителей морали в ту пору привлекали уже городские предместья, прежде всего — корчмы и постоялые дворы. Из центра города, худо ли, бедно, продажная любовь, надо понимать, уже была изжита.

Стоит, впрочем, отметить, что столь строг закон был исключительно к уличным проституткам. Куртизанки же высшего класса легально «трудились» под крышей «Красного монастыря» как минимум полвека.

Что послужило причиной его закрытия — сказать сложно. Не исключено — соображения не морального, а санитарного плана: в начале XVI века до севера Европы докатилась неведомая доселе напасть — сифилис.

* * *

Болезнь, вместе с табаком и картофелем завезенная из Нового Света последователями Колумба, поставила крест на существовании еще одного типа заведений, без которых представить себе средневековый Таллин едва ли возможно, — общественных бань.

Для массового сознания само их существование может показаться немыслимым: живучим оказался предрассудок о «мрачном Средневековье», когда люди якобы «мылись всего дважды в жизни» — при крещении в младенчестве и при посмертном омовении усопшего.

Прогулка по таллинской улочке Сауна, чье название не нуждается в переводе, — замечательное средство в борьбе с устоявшимися стереотипами. Ведь и по сей день здесь сохранились два здания средневековых общественных бань: дома под номерами 6 и 8.

Свое имя улица Сауна носит с 1419 года, а бани на ней — и того старше: открылись они в 1364-м. Если учесть, что к XIV веку относятся многочисленные свидетельства наличия домашних саун, несложно предположить: в общественные ходили «заодно и помыться».

Местного, таллинского иконографического материала по банной тематике не сохранилось, но книжная миниатюра Западной Европы дает представление о том, что представляли собой средневековые наследники античных терм.

Главным помещением в них были не парилки, а «сени», где стояли деревянные кадки с подогретой водой. Мужчины и женщины вполне могли сидеть в этих импровизированных «ваннах» совместно, беседуя, играя в карты, прихлебывая пиво или вино.

Большинство общественных саун средневекового Таллина принадлежало частным лицам: некоторым из них, как, например, банщику Болеману, даже довелось быть избранными в магистрат. Но бани на улице Сауна в XV–XVI веках принадлежали городу.

На свободные нравы, царившие в «парильнях и мыльнях», городские власти до поры до времени смотрели с тем же снисхождением, что и на работу скандального «Красного монастыря»: лишь бы налоги регулярно в казну поступали. Только когда волна «французской хвори» захлестнула даже семьи почтенных ратманов, отцы города забили тревогу, но в силу наивности тогдашней медицины бороться стали не с причиной, а со следствием.

Связь между посещением общественных бань и заражением неисцелимой болезнью была очевидна. Однако медики решили, что причина ее — не половая распущенность, а сама… горячая вода и пар.

Решив раз и навсегда обезопасить горожан от неведомых «частиц болезни», якобы просачивающихся в раскрывшиеся от тепла поры кожи, магистрат опечатал все общественные бани. Фактически на протяжении всего XVII века они стояли в Таллине закрытыми, вновь возвратившись к работе лишь в следующем столетии — правда, уже за городской стеной, в предместьях.

Вероятно, и на новом месте они оставались домами свиданий. Во всяком случае, совместное мытье женщин и мужчин таллинские полицейские правила запретили лишь в 1807 году.

* * *

От многочисленных «заведений для холостяков», существовавших в XIX — начале XX века в таллинских предместьях, сохранились лишь запечатленные в воспоминаниях старожилов названия: «Желтая обезьяна», «Белая блоха», «Венеция». Да еще — крохотная калитка в городской стене: современные байки упорно связывают ее со «скользкой дорожкой», которой не упускали возможности воспользоваться в относительно недавнем прошлом любители плотских наслаждений.