Таллин. Любовь и смерть в старом городе

Между тем дворяне на окраинной улочке Уус, первой проложенной за чертой крепостных стен в тридцатые годы XVII века, не селились. Уникальный для Таллина, да и для всей Эстонии, образчик зодчества эпохи рококо — не жилое здание, а… производственное. Или, если угодно, административно-хозяйственное — браковка конопли: важное это учреждение, ответственное за контроль качества крайне необходимых парусному флоту пеньковых канатов, ревельский магистрат постановил основать еще в 1729 году.

Для разоренного Северной войной и чумой города задача эта оказалась поначалу непосильная. Лишь двадцать лет спустя три бюргера решили приобрести заброшенный жилой дом шведских времен на Новой улице и восстановить его для новых нужд.

Здание браковки конопли принадлежало городу. Но фасад его украшают не символы городской власти, а три геральдические композиции — своего рода «автографы», навсегда оставленные тремя «спонсорами» его строительства непосредственно над входом.

Центральная часть композиции отведена якорю — гербовой фигуре онемечившегося английского рода Гернетов: ратман, а впоследствии и бургомистр Вильгельм Генрих Гернет, вероятно, был инициатором всей перестройки здания.

Справа от якоря — вставший на дыбы лев, опирающийся на ствол дерева: герб старейшины Большой гильдии, купца Ганса Якоба Эггерса — первого арендатора предприятия по браковке пеньковых канатов и сырья для них.

Слева — герб купеческой семьи Адольфа Ома, также профинансировавшей строительство здания браковки конопли: бросающееся в глаза с первого взгляда сердце, увенчанное парой ветвистых оленьих рогов.

Не надо быть краеведческим светилом, чтобы догадаться: своим неофициальным именем улица Уус обязана именно этому курьезному элементу в декоре самого примечательного на ней дома.

Род Омов по мужской линии прервался в первой трети XIX века: память об их фамильном гербе стерлась. Но двусмысленный геральдический символ с уличного фасада никуда не исчез.

* * *

Если в конце XIX века горожане сомневались, жил ли на улице Уус обманутый Дон Жуаном честный супруг или же сам легендарный обольститель, то с 1909 года сомнения по поводу последнего развеялись. Ну конечно же, если где он и квартировал в Таллине, так на углу нынешних улиц Пикк и Хобузепеа. Недаром же архитектор Жак Розенбаум, выстроивший на месте снесенных средневековых построек четырехэтажный дом, поместил на карнизе его скульптурный «портрет»!

Розовощекий господин, явно битый временем, пожалуй, старомодный, но всячески молодящийся и даже стремящийся скрыть проступающие морщины под густым слоем пудры и грима, — бесспорный фаворит городских преданий последние лет сто.

В зависимости от фантазии гида — а также половой и возрастной аудитории его клиентов — хозяин или жилец здания, занимаемого ныне Российским посольством, лорнетирует либо проходящих по улице горожанок, либо обитательниц дома напротив. Во втором случае ими могут оказаться кто угодно: супруга соседа-домовладельца, их дочери, служанки. А дальше — что уж буйное воображение подскажет: от вполне «приличных» телефонисток до прачек, поломоек и девиц легкого поведения.

Аппаратура, вызывающая ассоциации с фразой: «Барышня, Смольный!», за пыльными окнами действительно была различима еще и в начале девяностых — в советское время в здании располагался коммутатор служебной связи. До того здесь обитал Таллинский политехникум, а изначально дом принадлежал ремесленной гильдии святого Канута: понятно, что никаких женщин в ее окнах разглядеть было невозможно даже при большом желании.

Сомнительна и новейшая версия легенды: дескать, скульптурный портрет того, кого принимают за таллинского Дон Жуана, на самом деле — насмешка над тем, кто принес заказчику дома деньги и славу. Молва полагает: купец Рейнгольд Рейхман был владельцем крупнейшей в Таллине газеты. Тогда фигура на карнизе дома — журналист-сплетник, выглядывающий для нее очередную сенсацию. При желании можно разглядеть и «сплетницу» — черную кошку, задравшую хвост, на котором она разносит слухи, на карнизе бокового фасада, выходящего на улицу Хобузепеа.

* * *

Увы, при всем изяществе и это предание ничего общего с реальностью не имеет: бизнес домовладельца Рейхмана к СМИ никакого отношения не имел.

Да и Розенбаум — в 1909 году начинающий двадцатидевятилетний архитектор — вряд ли стал бы позволять себе иронию над заказчиком: дом с лорнетирующим господином был его архитектурным дебютом.

Более того, согласно первоначальному проекту, никакой скульптуры на главном фасаде здания не предполагалось. А на перпендикулярном, по сути, тыльном, вместо кошки должен был красоваться заспанный увалень в ночном колпаке.

Что заставило автора отказаться от изначального замысла, сообщить потомкам он, к сожалению, нужным не посчитал. Однако прообраз окончательного варианта — бюста молодящегося старичка с лорнетом в руках — отыскать не сложно.