Таллиннский переход

Мешки, наполненные денежными знаками и ценными бумагами, и совсем маленькие мешочки с золотыми монетами передавались из рук в руки по цепочке от трапа и до самого хранилища в носовой части крейсера. Капитан 2-го ранга Сухоруков, стоя на крыле мостика, нервничал, с тревогой поглядывая на небо и на рейд, где свечи от немецких снарядов стали гораздо больше. Видимо, немцы за ночь подтянули к Таллинну тяжелую артиллерию, судя по свечам, — не менее шестидюймовок. Неужели нельзя было ночью провести эту погрузку? Ночью, видите ли, было опасно везти через город такие большие ценности. По ночным улицам бродят банды националистов, а то и просто уголовников. Далеко внизу дымил верный буксир С-105 — поводырь крейсера. Корабль сильно сносило прибрежным течением, и Сухоруков приказал отдать правый якорь. «Киров» загрохотал якорь-цепью, вибрируя от работающих вхолостую машин. А погрузке, казалось, не будет конца. Передаваемые из рук в руки, по палубе плыли холщовые мешки различных размеров, железные и деревянные ящики, какие-то шкатулки. Внутреннее радио надрывалось чьим-то охрипшим голосом, желавшим знать, почему крейсер прекратил огонь.

25 августа 1941, 06:55

Матрос Григорьев, стоя в живой цепи недалеко от вываленного за борт трапа, принимал и тут же передавал следующему мешки и ящики с деньгами.

- «Быстренько, быстренько!» - подгонял матросов расхаживающий по палубе военком.

- «Осторожней, осторожней!» - вторил военкому толстенький человечек в макинтоше. Григорьев обливался потом, а грузу все не было конца.

Призванный на флот из Вологодской области, где в деревне у него оставались мать, жена и трехлетний сынишка, он прибыл в экипаж в больших, не по размеру, галифе с двумя пузырями от бедер до самых колен. Еще в экипаже его прозвали «Петька-галифе», и эта кличка прошла с ним через учебный отряд и сохранилась на «Кирове», где он служил горизонтальным наводчиком в кормовой башне главного калибра.

Наконец, все было погружено. Толстяк в макинтоше с какими-то бумагами стал взбираться на мостик. Военком Балашев лично запер и опечатал помещение, приставив к дверям часового из старшин сверхсрочников.

«По местам стоять! С якоря сниматься! Трап завалить!» — проревела команда с мостика.

Григорьев вместе с другими матросами начал поднимать трап. Что-то заело в блоке, но общими усилиями трап завалили. Григорьев еще успел услышать команду, поданную кем-то из старшин: «Разойтись по боевым постам!», когда в страшном грохоте взрыва ему показалось, что трубы и башни крейсера рухнули ему на спину, придавили к палубе, протащили по ней и покатились куда-то дальше через его голову, сминая всё на своем пути. Он закричал, пытался вскочить, но страшная тяжесть, не позволяя шелохнуться, вдавила в скользкий и мокрый настил палубы.

25 августа 1941, 07:05

Адмирал Пантелеев, стоя на мостике «Пиккера» вместе со своим помощником, капитаном 1-го ранга Питерским, понял по столбам воды от падающих снарядов, что противник успел подтянуть к самым предместьям города тяжелую артиллерию. «Не кажется ли вам,— спросил адмирал Питерского,— что «свечки» на рейде стали больше ростом и солиднее?» Капитан 1-го ранга хотел что-то ответить, но в этот момент огромный столб пламени и густого черного дыма поднялся над кормовой башней «Кирова», и до «Пиккера» докатился гулкий и смачный грохот взрыва. Все это случилось так быстро и неожиданно, что сначала Пантелеев не понял, что произошло. Крейсер открылся неожиданно в клочьях распадающейся и рассеивающейся дымзавесы. Казалось, что кто-то поднял занавес на сцене, чтобы показать наблюдателям с «Пиккера» эту картину. Окутанный черным дымом «Киров» стоял без движения, грузно раскачиваясь...

На мостик «Пиккера», застегивая на ходу китель, вбежал Трибуц. Едва взглянув на «Киров», он почувствовал, что тупая раскаленная игла воткнулась ему в сердце. Ноги обмякли. Схватившись одной рукой за поручень ограждения мостика, он другой рукой выхватил бинокль у капитана 1-го ранга Питерского. «Киров» предстал командующему в страшном виде. Окутанный густыми клубами черного дыма, через которые пробивались языки пламени, корабль стоял неподвижно, и на нем не было заметно никаких признаков жизни. Трибуцу показалось, что вот сейчас с детонирует кормовая башня, и крейсер, разломившись пополам, грудой обгоревшего и искореженного металлолома затонет на рейде, а ему, Трибуцу, уже ничего не останется делать, кроме как пустить себе пулю в лоб. Если успеет... Огромный столб воды от близкого недолета белым саваном поднялся, как показалось командующему, у самого борта неподвижно стоявшего «Кирова», затем еще один...

- «Дымзавесчики! — неожиданно заорал Трибуц. - Где дымзавесчики?! Кудрявцева под трибунал! Расстрелять! Перед строем расстрелять!»

- «Владимир Филиппович...» - начал было Пантелеев, но Трибуц оборвал его.

- «Молчать! - снова заорал командующий так, будто перед ним был не адмирал, а пьяный матрос, пропивший свое обмундирование и пытавшийся сейчас оправдаться. - Молчать! Катер к борту! Быстро со мной на крейсер!»