— Даже не думай. Ты только что собиралась грохнуться в обморок, если сверзишься оттуда, мне придется выбрасывать из какого-нибудь ящика покойника, чтобы освободить место для твоего тела, и Фламинго…
— Да-да, я уже слышала. «Будет гоняться» за тобой «со своей железкой». Хорошо, тогда ты. Только осторожнее, пожалуйста.
Лавиани фыркнула, отстегнула колчан, бросила нож, подтянула ремень на сумке так, чтобы легший в нее топорик не бил по ногам, и сильным прыжком подскочила в воздух, вцепившись пальцами в выступ, подтянулась, закидывая ногу в нишу. Карабкаясь по стене точно геккон, быстро и ловко — наконец оказалась возле нужного саркофага, протиснулась между ним и стеной «соты». Ей предстояло сместить крышку, а для этого требовался упор.
— Отойди! — крикнула она Шерон.
Сунула топор в прорезь, напрягла мышцы, ругнулась, поняв, что так ничего не выйдет. Использовала способность, сжигая одну из четырех своих бабочек. Ладонями столкнула крышку, едва не перестаравшись и не скинув ее вниз. Удержала двумя пальцами в последний момент, потянула назад, словно та ничего не весила.
Выдохнула и, перегнувшись над усыпальницей, уточнила у Шерон, громко крикнув:
— Тебе черепушку?!
— Черепушку! Черепушку! Черепушку! — загуляло эхо, скача по стенам словно мячик.
— Осторожнее, пожалуйста! — донеслось до нее.
— Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста! — ответило эхо, точно насмехаясь.
— Осторожнее, — проворчала Лавиани. — Рыба полосатая. Да куда уж осторожнее-то? Ты думаешь, покойница обидится, что ли?
Она довольно быстро оказалась внизу и протянула Шерон добытое.
— Все?
— Я возьму что нужно, остальное надо вернуть обратно.
Лавиани хотела возмутиться, что она не обезьяна, чтобы лазать туда-сюда, но лишь покорно кивнула, наблюдая, как указывающая намечает грифелем на черепе место распила.
— Нет, так будет долго. Давай я сделаю моим ножом. Он режет кость, уж мне поверь.
— Лобную и затылочную.
Сойка сделала, как просили, отдав «трофеи» девушке. Та завернула их в ткань, осторожно убрала в свою сумку. Было видно, что ей неприятно все, что приходится совершить, и она нарушает все мыслимые моральные нормы, которые до последнего момента считала нерушимыми.
Глава двадцатая
Даират
Лавиани сидела возле озера и, не обращая внимания на мух, ожидала результата.
— Ну же, рыба полосатая! Я уже вся извелась от любопытства. Показывай!
— Подожди секунду, — ответила ей Шерон, щурясь от бликов на воде и чувствуя, как расходится приятное тепло по ее сжатым в кулак пальцам.
— Я уже два дня жду! Сперва ты вырезала кусочки, затем варила этот проклятый клей, от вони которого должны были разбежаться все шаутты, потом читала, рисовала на полу, светила белым с руки, точила, рисовала, и что в итоге? Они работают? Покажи!
Указывающая неохотно разжала пальцы, и два темно-коричневых кубика упали с ее ладони на землю.
— Они крупнее, чем прежние. — Лавиани разглядывала новые игральные кости. — А что умеют?
— Что и прежние, — ответила Шерон, попросив кости прокатиться вперед, а затем сделать круг перед седовласой спутницей и остановиться возле нее. — И даже… больше. Как только я изучу книгу Дакрас получше. Но уже сейчас знаю, что они сильнее и… умнее.
— Умнее? — нахмурилась сойка. — В смысле, они разумны?