Талорис

Он все-таки догнал ее, чувствуя, как пот пропитывает рубашку и ткань липнет к лопаткам. Слепая стояла перед кривой высохшей липой, угрожающе вскинувшей черные ветки, словно желая проткнуть женщину.

— Ты асторэ, — произнесла Рукавичка. — Такой же как я, но твой дар спит и не желает пробуждаться. Понадобится много дней, возможно, лет, чтобы ты смог противостоять им в одиночку, но начало уже положено. Вэйрэн касается тебя, пусть ты и не слышишь этого. Посмотри, видишь ли ты шаутта?

Эрек огляделся, заметил, что женщина, чье платье намокло от дождя и липло к телу, которое так его волновало, смотрит лишь на дерево.

— Шаутты это та сторона, мой брат по крови, — тихо произнесла она, снова взяв его за руку. — Это тьма в самых опасных уголках ночи. Это ложь в старых разбитых зеркалах. Это тени.

И тогда он увидел, что, несмотря на глубокие сумерки, у старой липы есть густая, угольная тень, и тень эта движется, неспешно раскачивается из стороны в сторону, хотя дерево остается неподвижным.

Эрек шагнул вперед, выхватывая кинжал, выточенный из дубового бруса, но Рукавичка не разжала пальцы и потянула его назад.

— Видеть не значит уметь убить. Ты еще не готов.

Тень-ветвь метнулась к ним, и юноша от неожиданности моргнул, а затем с удивлением понял, что сумерки исчезли, вокруг день, через открытые двери слышно, как мягко шелестит дождь, а он стоит в зале, с пустым кубком в руках и смотрит на улыбающуюся Рукавичку.

— Вэйрэн озарил вас своей милостью, милорд.

— О чем ты? — недоуменно спросил он. — Как мы здесь оказались? Как вернулись из парка?

— Мы? Из парка? — Рукавичка подошла к нему близко и положила руку на плечо. — Мы не покидали зала, милорд. То был Вэйрэн в моем обличье, и он показал тебе что-то. Я очень хочу узнать, что ты там увидел.

Глава шестая «Дубовые колья»

Ветер рвет перо берета,
Сушит ложе арбалета,
Бьется о броню жилета
И прорехи в нем.
Но в сердцах горит пожар.
Меч и пика не дрожат,
Пока стоим на рубежах
За герцогство и дом![1]

Боевая песня баталии Горного герцогства

Люди — как единый многоголовый зверь.

Многоголовый, многоногий, многорукий, рычащий, сквернословящий, вскрикивающий, потеющий, лязгающий и истекающий кровью. Зверь рвался вперед, лишь затем, чтобы откатиться назад, оставляя на камнях части себя.

Мертвые, умирающие, стонущие и молящие о помощи.

— Пожалуйста! — Человек, приподнявшись на локте, протянул раскрытую ладонь. — Пожалуйста! Сдаюсь!

Произнеся стандартное слово в бою между благородными, он предлагал принять его капитуляцию, взять в плен и получить за него выкуп.

Дэйт опустил шестопер ему на шлем, вминая металл в череп, так что из-под широких полей капеллины ручьями потекла кровь. Увидел движение слева, инстинктивно поднял круглый щит, но укола не последовало. Дикай, защищавший господина, врезался в противника, точно стальной шар, выпущенный из метательного перрьера. Ударил что есть силы краем щита под подбородок, отбросив к перилам, зарубил секирой.

Двух оставшихся рыцарей, стоявших спиной к спине, несмотря на отчаянное сопротивление и тяжелые цвайхандеры, которыми они пытались перерубить древки пик, люди Дэйта порвали точно так же, как разозленные псы рвут опасных матерых секачей.

Но это не помогло удержать оборону, все больше и больше врагов в стальных панцирях заходило на мост, и солдат Горного герцогства стали теснить. Сперва они сделали шаг назад, затем два. И пять. И десять. Воины отступали, ощерившись пиками, пытаясь восстановить строй, спотыкаясь о лежащие под ногами тела.

Противник, чувствуя слабину, усилил натиск, и с «берега» его поддержали другие. Расстояние позволяло стрелять настилом, но людей Дейта спасало то, что лучники боялись попасть по своим воинам и смерть падала редко, в большей степени пролетая над головами.

Кто-то, вскрикнув, рухнул со стрелой, застрявшей в шее, вновь открыв опасную брешь, и в нее тут же бросились несколько фихшейзцев, стараясь развить преимущество. Один из них, настоящий гигант, просто схватил целившуюся в него пику и вырвал ее из ряда вместе с человеком, разваливая строй.

— Бежим! — закричал Дикай. — Бежим!

В голосе оруженосца звенела настоящая паника.

— Отходим! — поддержал его какой-то солдат.

— Спасайтесь!

— Мост потерян!

Они еще могли бы закрепиться. На нешироком промежутке, по шестеро в ряд, превратившись в грозного ежа, начать выдавливать нападающих и снова построить оборону вокруг каменных груд, которые Дэйт приказал рабочим сложить, создавая вал между своими людьми и фихшейзцами. Но паника сожрала все возможности, и ничего уже нельзя было спасти.

Только отступить.

— Проклятье! — Дэйт побежал прочь вместе со всеми, каждый миг ожидая, что в спину ударит стрела или брошенное копье.

Кто-то перед ним споткнулся, упал, и пришлось перепрыгнуть через солдата, чтобы не потерять темп. Сейчас как никогда «берег» показался Дэйту недостижимым.