- Так вот, этот прибор позволит тебе это сделать. Как? Теперь слушай внимательно. Конечно же, не каждый день и не тогда, когда ты этого захочешь. Если помнишь, тебе твои мать с отцом снились по ночам? – Я кивнул. Еще бы не помнить. Как сейчас. Только вот, редко очень.
- Вот и я о том же. Конечно, не часто, и, конечно, по ночам. Но это вовсе не означает, что и ты будешь общаться с ними ночью. Это мы живых жалеем, пусть себе отдыхают после работы и тревожим их только очень редко, ненадолго и, самое главное: их нельзя пугать! Им и так не сладко на земле, а тут еще мы тут со своими страшилками, - Давид рассмеялся, но тут же, посерьезнев, начал быстро и четко говорить.
- На этот вот приборчик тебе придет сигнал, когда ты сможешь выйти с ними на связь. Он всегда должен быть при тебе. Когда это будет, и какое время будет длиться – никто тебе не скажет. Этим занимаются совсем другие люди и мне это не ведомо. Знаю одно: когда услышишь тонкий, как писк комара, звук, экран зажжется, и ты видишь одного из своих близких, родственников, а может, и знакомых. Они тебя тоже будут видеть и смогут с тобой даже поговорить. Еще раз повторяю условие: их не пугать, иначе приборчик этот у тебя отберут. Могут, и навсегда. Держи! Да не забывай, что я тебе сказал! – Давид развернулся, махнул на прощанье рукой и вышел. А я остался наедине с этим чудесным прибором и не мог поверить своему счастью. Господи! Спасибо тебе, спасибо! Я так соскучился по своим дочерям, жене! Неужели я смогу снова их увидеть и даже поговорить? Вот это счастье! Получается, как будто бы я в командировке и звоню им домой. Какой-то видеотелефон! Сколько про него говорили, да так и не изобрели. А здесь – пожалуйста, все давно уже работает и даже, судя по ветхому виду, давненько. Спать не хотелось. Я тупо уставился на экран и представлял себе, как это произойдет. Лица родных, их голоса, квартира, обстановка, запахи вкусной еды из кухни, где хозяйничает жена… Ой! Как же захотелось есть! Я же забыл, что вспоминать об этом – значит подвергать себя жуткой пытке голодом! А я уже так привык об этом не думать! Вот досада! Чем бы этот голод перебить? Пойду, пройдусь. Дождь уже кончился, и только лужи поблескивали в тусклом свете уличных фонарей. Я крепко держал прибор в руках, боясь упустить, и шлепал по ночным лужам с глупой улыбкой счастливого идиота.
Шли дни, даже недели, но прибор упорно молчал и не подавал признаков жизни. Я даже потихоньку его тряс, пытался найти какие-нибудь кнопки, прислушивался, и даже разговаривал с ним. Может, Давид перепутал, и дал мне неисправный? Да нет, не может быть. Это ж не земля, тут таких проколов не бывает. Тут не забалуешь! Мигом окажешься в местах, вспоминать о которых просто жутко! Только одни воспоминания о них могут навсегда избавить человека от любой привычки. Хоть от плохой, хоть от хорошей. Я уже начал забывать о приборчике, который постоянно носил с собой в сумке, тщательно обернув холщовкой, дабы ненароком не ударить и не разбить, когда наступил, наконец, один совершенно рядовой день. Все было, как обычно, я сидел за своим рабочим столом, в спецовке и кожаном переднике, стуча потихоньку молотком по истертым каблукам своих вечных клиентов. Вдруг, что-то запищало, и я сначала даже не понял, что это было. Пару секунд я сидел в недоумении и оцепенении, пока, наконец, не понял, что звук исходит из моей сумки, где лежал прибор. Тут мое сердце остановилось и замерло. Я не знал, что делать. Но тут же, взяв себя в руки, стрелой кинулся к прибору, выхватил его из котомки и уставился в темный экран. Прибор продолжал пищать и, наконец, когда я уже потерял всякую надежду на чудо, экран просветлел. Сердце, так и не запустившись, упало в пятки. На экране я увидел свою младшую дочь. Она мирно спала в постели, тихо посапывая. Я не знал, что мне делать и тихонько произнес: - Здравствуй, доченька. От волнения голос у меня был хриплым и чужим. Я саам его не узнал и сам же испугался. Вдруг, дочка открыла глаза и, глядя прямо на меня, спросила: - Папа, почему ты не бритый? Тут я чуть не выронил прибор, автоматически провел ладонью по небритой щеке и прошептал: - Ничего, доченька, ничего, просто забыл побриться. А как у тебя дела, как мама, сестра, как вообще дела?
- У нас все хорошо, папа. А как ты? – она окинула меня с ног до головы. – Ты что, сапожник?
- Да, доченька, сапожник. Но это ничего, это даже очень хорошо. У меня все в порядке. – Я не выдержал и заплакал. Мне стало жаль себя, ее, хотелось крепко-крепко ее обнять, прижать к груди, вдохнуть запах ее волос, расцеловать ее глаза, носик, волосы…
- Папа, почему ты плачешь? Ты где?