Там

Но ничего подобного не случилось. Бес, поотставший от Гражины на полкорпуса, схватил ее за щиколотку, притормаживая. Ловко крутанул так, что она перевернулась головой кверху, и пару секунд спустя осужденная грешница ударилась подошвами о каменный пол. Чувствительно, но не так чтобы очень. Как будто спрыгнула с двухметровой высоты.

— Ну-ка, головку, — Сантехник приподнял Гражине подбородок, послюнил свои грязные пальцы и зачем-то пригладил ей волосы. — Вот так. А то чувырла какая-то. Пойдем акт оформлять.

Ее глаза успели привыкнуть к полумраку. Кажется, она попала в какой-то подвал. Здесь было не совсем темно, в углу горела тусклая лампочка, под ней блестела сырая, покрытая грибком стена.

Бес схватил Гражину за руку и куда-то поволок. Она не то чтоб упиралась, просто от страха ноги подкашивались.

На обитой ржавым металлом двери был приклеен листок с кривой надписью фломастером «Прием сырья». Сопровождающий постучал. Сначала тихо, потом громче, наконец со всей силы. Заорал:

— Серый, дрыхнешь, что ли? Открывай, зараза!

Дверь заскрипела, приоткрылась. Оттуда, позевывая, вышел хмурый мужик. Он был по пояс голый, в клеенчатом фартуке. Широкие плечи поросли бурыми волосами.

— Доставил? — без интереса спросил Серый, не посмотрев на Гражину. — Комплектность в норме?

— На, гляди!

Сопровождающий грубо схватил Гражину за плечи, покрутил так, этак, по-всякому.

Она покорно поворачивалась. К Сантехнику уже привыкла. В сущности, ничего очень уж плохого он ей не сделал, а этот новый внушал ледяной ужас. Было в нем что-то каменно равнодушное, окончательное. Словами не объяснить. По виду мужчина как мужчина, просто смурной с похмелья, но крепкие руки с набухшими жилами, косматые брови, небритая щетина вызывали цепенящую робость. А страшней всего было смотреть на фартук, весь в засохших коричневатых пятнах. Такой же фартук носил мясник дядя Костя из соседнего магазина, когда Гражина была маленькая. Если дверь в подсобку была открыта, иногда можно было увидеть, как дядя Костя с кряканьем рубит куски свинины или говядины и в стороны отлетают костяные крошки.

— Ладно, давай сюда.

Мясник (так про себя нарекла Гражина хмурого черта) вынул из-за уха огрызок химического карандаша, лизнул кончик и расписался в бумажке, которую протянул Сантехник. Тот передал свою амбарную книгу и сразу повеселел.

— Сделал дело, гуляй смело. В хорошие руки отдаю тебя, раба Божья.

И ущипнул Гражину за ягодицу, с вывертом.

— Не лапай, не лапай, вали! — прикрикнул на него Серый, скучливо вчитываясь в записи. — Так… Чего тут у нас… Смертоубийство со смягчающим… Три аборта без смягчающих… Неблагодарность… Корыстолюбие…

И пошел перечислять все Гражинины вины и прегрешения.

Список был длинный, голос тоскливый, прерываемый зевками. Осужденная лишь втягивала голову в плечи. Как исчез Сантехник, и не заметила. Хотела помолить Матерь Божью о заступничестве, но на первом же слове молитвы Серый одернул:

— Еще раз услышу — язык вырву. Не положено. Если только там кто заступится. Или на земле молебен закажут…

Он долистал растрепанную книгу, вздохнул и только теперь впервые оглядел Гражину. Так ремесленник приглядывается к необработанному материалу, прикидывая, как бы половчей взяться за дело да с чего начать.

— Заходим, раздеваемся, — обронил Мясник, открывая дверь шире и входя первым.

А что раздеваться-то? Гражина и так была совсем голая.

Ослушаться черта она не посмела, только поглядела на свое бедное тело. Оно выглядело омерзительно. Все морщинистое, грязное, груди обвисли, лобок совсем безволосый, хотя она всегда его подбривала, оставляя посередине ровную полоску. Прикрыла стыдное место рукой, робко переступила порог.

Посреди большой комнаты, края которой терялись во мраке, стоял канцелярский стол с жестяной лампой. Мясник сидел на краешке, побалтывая ногой.

— Чего прикрылась-то? Меня стесняться не надо. Я тебе теперь и проктолог, и гинеколог. Шлепай сюда. Живей, живей!

Вся трясясь, Гражина приблизилась. Идти по заплеванному каменному полу было холодно и противно. Один раз она чуть не поскользнулась.

— Слушай сюда, — строго сказал Мясник. — Правила такие. Все, что велю, делать сразу и беспрекословно. Повторять не стану. Работаем организованно, четко, без бабских штучек. Мне лишний геморрой ни к чему, у меня смена не резиновая. Тебе тоже зря париться резона нет. Как говорится, раньше сядешь — раньше выйдешь. Вопросы?

— Извините… А почему я тут одна? — шепотом спросила Гражина. — Где другие грешники?

Если бы рядом так же трепетал от страха кто-то еще, ей, наверное, было бы легче.

— Душа в чистилище всегда одна. Ясно?

Она затравленно кивнула.

— Тогда работаем… — Он еще раз пролистал книгу, почесал кончик носа. — Для разминочки начнем с легкого. Угу. Блудодейство обыкновенное, доброохотное, за мзду. Двести пятьдесят четыре раза. Из них со сладострастием одиннадцать…

Вчитался в какую-то запись, хохотнул.

— «Хед-ор-тейл парти»? Чего только не придумают, поганцы. Ну, парти так парти…

Хлопнул в ладоши, и во мраке прорисовалась дверь.