Там

Летит перелетный протезист
В осенней дали, слепец, в черных очках
Выбито одно стекло…

На самом деле очки были целехоньки, но Филя хотел отвлечь внимание от тачки. Сие было бесполезно. Текла кровь, текло молоко из разорванных пакетов, сыпалась мука, тарахтели гаечные ключи, громыхали кастрюли и телевизоры. Люди, плотно упакованные в вагон, валились в тачку, разбивали головы, теряли шляпы и туфли, один ивалид, размахивая костылем, навсегда успокоил трех младенцев, вызвал из угрюмого молчания крик «пожар» и пробудил истерические вопли трех мамаш; нищий, деловито шаря по карманам, закурил и принялся рассказывать валившимся на него пассажирам надрывную историю с картиной «Иван Грозный играет в шахматы со сталеваром». А ведь вы, дражайший, украли эту картину, и денег у вас полны карманы, — вставил Филя и запел:

Моя милиция
Ко мне, Филимону Филимоновичу,
И арестуйте бродягу
Наедине…

Врывалась милиция, козыряла Филе и с криком «просим освободить тачку ответственного работника» обыскивала нищего и направляла в туннель. Филю никогда не трогали. Он садился всегда рядом с полковником или генералом, заводил увлекательный разговор о бепорядках и пытался подарить важному собеседнику тачку. Потом кланялся, говорил: прощайте, фельдмаршал, и выходил на перрон. Генерал, суетясь, спешно освобождал тачку от народа и бежал за ним: тачку забыли, уважаемый! Филя уверял, что тачка генеральская, требовал в свидетели начальника станции. Препирались они с полчаса, и Филя, довольный, якобы нехотя забирал тачку, прижимал руку к сердцу и переходил в другой поезд, где повторялся аналогичный эпизод. К вечеру он добирался до нужной остановки и направлялся в аптеку.

Филимон Филимоныч терпеть не мог врачей и лекарства, но в аптеку ездил с двоякой целью. Во-первых, торговать семечками, выдавая их за тибетские медикаменты — для солидности нарисовал на мешке череп и кости, во-вторых… но это дело особое. Чудодейственные семечки покупали, в основном, старушки, почтительно называя его Лимон Лимонычем и расспрашивая о здоровье далай-ламы, на что Филя галантно напевал:

Парень он молодой,
Да и ходит он с Филимон Филимонычем
С двойною бородой,
Оба не беспокоются,
Хоть борода и вросла в землю.

Торговля шла бойко, старушки, получив стакан семечек, шли в церковь ради окропления святой водой. Однажды только Филю обступила толпа разгневанных профессоров с криками: шарлатан, спекулянт, ученик капрала Шовиньи. Простите, месье, вы допустили маленькую ошибочку, — ответствовал Филя, — всуе упомянутого капрала звали Шовень. Будьте уверены, ваши кафедры получат теплые извещения касательно уровня ваших знаний. Испуганные профессора трусцой и веером убегали от разъяренного эрудита.

Но истинная и секретная причина посещения данной аптеки состояла в другом. Филя устраивал мешок семечек в тачку, стараясь повернуть череп с костями видной стороной для устрашения праздношатающихся, причесывал перед витриной кое-какие волосы и торжественно входил в аптеку. Его знали, кассирша Глаша радостно восклицала: Лимон Лимоныч, наше вам! на что Филя отвечал привычным куплетом:

Глаша! Ты радость Филимон Филимоныча,
Так незаметно для Филимон Филимоныча
И персонала аптеки
Текут твои года
И зарплата и…

Загадочная «зарплата и…» возбуждала нешуточное любопытство сотрудниц, но Филя принимал отстраненный вид, прогуливался среди полок с лекарствами, изредка восклицая: смехота! коромыслие! и боком продвигался к заветной стенке, где в траурной рамке висела следующая заметка:

«Потеря и удача солдата Махно»

Вышеупомянутый и сам себя разжаловавший солдат Махно (имя забыто) любил париться с одним петухом (имя петуха забыто вообще) парясь под стрекотание веника отдавал приказы и петуху и прочим и сочинял роман. Парясь он от несчастного случая и пр. (угрызения с. и т. д.) кутался в дырявый противогаз (работа жестоко избитого петуха) и рыдал под весьма отдаленную гармонь…

Тут Филя не выдерживал и затягивал:

Только дивно в переулке где-то
Возле водосточной трубы пиликает на губной гармошке
И бродит сами знаете кто…