Там

Что теперь оставалось делать? Шейлис, определенно, не мог внести никакой ясности в хронику событий прошедшего дня. Оставаться у него в квартире было бы, по меньшей мере, неосмотрительно. Угадать, что предпримет Люц в следующую минуту было практически невозможно. Он, похоже, давно уже сидел на виртуальной игле, прибегая к помощи интенсивной психокоррекции с такой же регулярностью, как и к услугам стоматолога. Реальностью для него было только то, что отфильтровывалось инфо-сетью Остального он предпочитал просто не замечать. Когда же его тыкали носом в нечто такое, что никак не укладывалось в созданную им для самого себя схему существования в гармоническом симбиозе с инфором, Шейлис впадал в состояние ступора. Что случилось с ним и сейчас. Это была своего рода защитная реакция, выработанная организмом. Наверное, если бы Шейлис мог, то, подобно ящерице, готовой расстаться в минуту опасности с собственным хвостом, он сам удалял бы из своей памяти тревожащие его воспоминания.

– Выходит все же, Люц, что это ты обо мне позаботился, – тяжело вздохнув, едва слышно произнес Блум. – Надеюсь, что ты поступил так из лучших побуждений.

Шейлис безвольно вытянул ноги и откинул голову на спинку кресла. Руки его бессильно свешивались с подлокотников, почти касаясь пальцами пола.

– У тебя, Блум, потрясающая способность переворачивать все с ног на голову, – даже не повернув головы, произнес он.

– Ты так считаешь? – удивленно спросил Блум. – А мне казалось, что я, напротив, стремлюсь все упорядочить.

– Когда между тобой и окружающей тебя действительностью возникает некий диссонанс, ты пытаешься изменить мир. В то время, как разумнее было бы попытаться измениться самому.

– Позволь не согласиться с тобой, Люц.

– Да ради бога, – Шейлис вяло махнул Кистью опущенной руки. – Своим упрямством ты добьешься только того, что мир поглотит тебя.

– Надеюсь, что у него от этого случится несварение, – мрачно усмехнулся Блум.

– Не строй напрасных иллюзий, Блум, – Шейлис снова слабо шевельнул рукой. – Мир переварит тебя, даже и не заметив этого.

– А если мне все же это удастся? – спросил после недолгого молчания Блум.

– Что именно? – запрокинув голову назад, посмотрел на него Шейлис.

Вместо ответа Блум только похлопал Шейниса по плечу. Нужные для себя выводы он уже сделал, а потому не видел смысла в продолжении беседы.

Подобрав с пола прут, Блум вышел за дверь. Шейлис приподнял обе руки и снова уронил их вниз. Кому был адресован этот жест и что именно он должен был означать, Шейлис и сам не знал. И не хотел даже думать об этом.

Люциус Шейлис

«Наверное… Да, скорее всего, так оно и есть…

Блум считает меня трусом, слизнем, тряпкой… Убогим, не годным ни на что созданием…

Он даже не стал прощаться со мной. Для него я превратился в ничто… Пустое место… А себя он не иначе как возводит в ранг борца! Вот только с чем и во имя чего он собирается бороться?!.. Даже если бы одному человеку было под силу изменить мир, стоит ли это делать? Во-первых, где взять уверенность в том, что то, что получится в итоге, будет лучше того, что было прежде? А, во-вторых, если тебе одному вдруг захотелось изменить мир, то это вовсе не означает, что того же жаждут миллионы других, живущих бок о бок с тобой. Как насчет моральной ответственности перед ними?..

Что более значимо и весомо: дерзкий и бессмысленный порыв одиночки или же смирение, которым живут миллионы?..

За свою многовековую историю человечество пережило множество потрясений и взрывов. Теперь все, что нам нужно, – это покой. Мы заслужили этого. И, если ради него приходится идти на некоторые жертвы… Что ж… Это дает мне уверенность в том, что я живу не только для себя одного»

Стили Блум

«Изменить мир…

Весьма многозначительная оговорка.

С чего вдруг Шейлис решил, что я собираюсь бороться со всем миром? По-моему, я никогда и никому не давал повода так думать. Я просто хочу понять, что собой представляет мир, в котором я живу… В котором я вынужден жить…

Обречен…

Приговорен…

Так уж случилось, что я живу именно здесь и сейчас. И с этим ничего нельзя поделать.

Но я никому не позволю низводить меня до роли твари бездушной! Меня можно убить, но меня невозможно переделать! Я не стану мыслить по-иному, потому что не хочу этого! Я вполне устраиваю самого себя таким, какой я есть.

Я не могу изменить мир. Но я могу стать его центром и заставить мир вращаться вокруг меня…

Или, по крайней мере, создать иллюзию вращения.»

Глава 12

По ночам принято спать

(4-й уровень, 63-я улица)

Выйдя на лестничную площадку, Блум снял дверной замок с предохранителя и осторожно, стараясь не производить лишнего шума, прикрыл за собой дверь.

На душе у него было муторно и неспокойно. После встречи с Шейлисом он понял, что стал не только беглецом, но ещё и изгоем. Найдется ли в Городе хотя бы один человек, который пустит его к себе на порог, если даже самый близкий друг не пожелал иметь с ним ничего общего?

Блум не стал прятать в рюкзак металлический прут, а спустился по лестнице, открыто держа его в руке.