Моего друга спасла Магда, предложив сыграть в некое подобие «фантов». По правилам игры полагается передавать друг другу апельсин, прижав его подбородком к шее, без помощи рук. Кто первым фрукт уронит, тот должен исполнить любое приказание. В разгар вечера подобные дурачества в офицерском клубе были не редки. Мне показалось, что в глазах Луизы промелькнула тревога, но вот она на пару секунд опустила взгляд, потом на лице появилась эта ее улыбка, и все стало хорошо. Начали мы с вермута, продолжили пивом, а десерт сопроводили ликером «Стрега».
На эту хрень с апельсином мы согласились из учтивости, ведь Магда с таким азартом объясняла правила. Дональд начал, передав апельсин влево, Луизе. У него неплохо получилось: отведя в сторону руку с сигаретой, он притиснул апельсин к плечу Луизы, и та, повернув голову, смогла его перехватить. Теперь была моя очередь.
Уткнувшись лицом в шею Луизы, я почувствовал себя неотесанным варваром. Из-за правил смешной детской игры позволить себе учудить
Избавившись от апельсина, я поднял случайно оброненную салфетку, достал сигарету, постучал ею о портсигар, уминая табак, потом охлопал карманы, ища зажигалку. Все это позволило мне целую минуту не поднимать глаза. А когда я их поднял, выяснилось, что сестры смотрят совсем не на меня, а на то, как Дональд неуклюже пытается забрать апельсин у Лили. В конце концов злосчастный плод с глухим стуком упал на стол, Дональда объявили проигравшим.
Наши дамы стали обсуждать, какой ему назначить штраф. Лили настаивала, чтобы он съел апельсин, прямо с кожурой и косточками. Луиза попросила его спеть неаполитанскую песню, Магда – поцеловать канадскую медсестру, сидевшую за угловым столиком. Я предложил рассказать всем присутствующим в зале, чем хорош автомобиль «Хиллман-Уизард», по-итальянски, разумеется. В конце концов дамы смилостивились и разрешили сделать выбор ему самому Дональд выбрал песню.
Я-то думал, что он, как школьник, встанет на стул и вполголоса напоет какой-нибудь куплет. Но мой друг стремительно (мы не успели его остановить) направился в дальний конец зала и сел за рояль, крышка которого была уже поднята.
Сначала прозвучали первые аккорды Первого концерта Чайковского, этим Дональд хотел привлечь внимание публики. Затем, выждав несколько секунд, он пропел три куплета из «Санта Лючии». Я никогда ее не слышал, но был покорен мелодией, которую не смог испортить даже блеющий тенорок моего друга. Была в этой мелодии фольклорная безыскусная напевность, что-то очень знакомое, перекликавшееся со смутно помнившимися каждому из нас колыбельными.
Дональд встал, близоруко щурясь, под дружные аплодисменты. Момент для завоевания публики был подходящий: люди обрадовались неожиданному представлению и поскольку не слишком еще набрались, были в благодушном настроении. Дональд сыграл еще американские песни «О, Шенандоа» и «Мой старый отец», они пользовались большим успехом на концертах, которые когда-то устраивались в «малом зале» моего колледжа, и только после этого вернулся за столик.
К роялю стали подходить и другие посетители, а мы покинули клуб. Дональд снова рулил, теперь уже по серпантину вниз, к берегу. Артист наш всех настроил на песенный лад. Каждый напевал что-то свое, сразу было понятно, кто что любит. Луиза – арию Мими из «Богемы», очень выразительно, но ее голосок почти заглушался ревом мотора. Лили – епископальный гимн, а Магда – песенку про генуэзского рыбака, насколько я понял, довольно скабрезную.
Когда подъехали к
Примерно через час мы с Луизой сидели на песке, привалившись спинами к стволу дерева. Мы с ней сбежали от остальных.
А война… что война… в тот момент мы были от нее на безопасном расстоянии.