Читаем Там, где была тишина полностью

— Командовал, — приосанился тот, — Горло у меня металлическое. А ну, выходите на инструктаж! — гаркнул он, наливаясь кровью. — Равняйсь! Смирно! Что есть часовой? — спросил он вытянувшихся перед ним землекопов. — Часовой есть лицо неприкосновенное. Кому он подчиняется? Начальнику караула. То есть, мне.

Он испытующе поглядел на стоящего на правом фланге Ваську Сокола.

— Приедет ночью Макаров, подойдет к тебе и скажет: «Давай сюда взрывчатку». Что делать будешь?

— Конечно, отдам, — не задумываясь ответил Сокол. — Он же прораб!

— Дурак ты, — побагровел Борисенко. — Для часового есть только один начальник — начальник караула, то есть я! Приедет сюда сам Калинин, и то ты ему не подчиняешься. Понял, дурья твоя башка?

— Понял, — неуверенно ответил Васька, удивляясь премудростям воинского устава.

— То-то же! А теперь разойдись!

Эта сценка всех развеселила. Народ зашумел, пошел сыпать шутками да прибаутками. И вдруг этот разноголосый шум и крик прорезала чистая, звонкая запевка. Все затихли, озираясь. У стола, подперев рукой голову и закрыв глаза, пел Солдатенков.

Он пел старую, протяжную русскую песню, привезенную с Рязанщины. Казалось, нет ей ни конца ни краю, как нет исхода звучащей печали и грусти:

— Туманы, вы мои, туманушки,туманы, вы мои разосенние, —

высоко взлетел голос певца. И словно вторя ему, там, за окном, в ночной мгле завыл осенний ветер и бросил в окошко горсть сухих листьев.

А песня лилась дальше:

— Не подняться ли вам, туманушки,со синя моря долой,а вам, разудалым казаченькам,со чиста поля домой…Ты печаль ли моя, кручинушка,зла мучительна тоска,не отстать ли тебе, кручинушка,от ретива сердца прочь…

Звенит, звенит, натягиваясь, как струна, голос певца, и все с широко открытыми глазами, словно проникая в его душу, следят за песней, за ее чудодейственным полетом.

— Как вечор ночесь мне, добру молодцу,ночка темна не спалась.Как вечор ночесь мне, добру молодцу,много виделось во сне.

Словно в каком-то предчувствии, сжимаются сердца слушателей.

Будто я убит, добрый молодец,на Бухарской на сторонушке,близ Индерских гор, у Яикушки.

Что это? Как побледнело сразу лицо Маруси, как насторожилась она, напряглась вся, не сводя глаз со своего бригадира.

— Брось, перестань! — не своим голосом кричит Маруся, подбегая к бригадиру. — Что панихидную завел, чего душу тревожишь? Не хочу я твою песню слушать, не хочу!

Солдатенков мягко и виновато улыбается.

— А песня-то и кончилась. Да что, из песни, сама знаешь, слова не выкинешь. Ефим, — поворачивается он к Дубинке. — У тебя водка есть?

Дубинка внимательно глядит на бригадира. По его лицу пробегают какие-то неясные тени, верно, и его растрогала печальная песня. Он молча достает из-под подушки бутылку, наливает в стакан. Всем видно, как дрожит его рука. И слышно — стакан мелко позванивает.

Солдатенков одним глотком выпивает водку и, подойдя к своей койке, валится на нее.

— Спать хочу, — сонным голосом произносит он. — Сильно спать хочу.

В бараке глухая, неприятная тишина.

Наталья морщит лоб, силясь отогнать тяжелые думы. Набросив на плечи платок, она выходит.

Ей бросается в глаза какая-то возня возле конторы. Там ярко горит свет, раздаются чьи-то громкие голоса.

«Макаров приехал», — догадывается она.

Невольно она делает несколько шагов по направлению к конторе, но потом резко поворачивается и уходит в сторону. Кажется, кто-то окликает ее:

— Наталья!

Это голос Макарова. Но она ускоряет шаги, тоненьким платочком вытирает набежавшие на глаза слезы.

…Уже была поздняя ночь, когда Солдатенков оделся в темноте и вышел во двор. Ночь была темная, прохладная. Кутаясь в пиджачок, он торопливо, оглядываясь по сторонам, зашагал по направлению к усадьбе Дурдыева.

Никто не видел, как ушел он, и никто не знал, когда он возвратился.

<p><strong>НА ГОРЕ СОЛДАТЕНКОВА</strong></p>

Взрыв скалы на девяносто пятом пикете был произведен утром, около восьми часов. Скала была раздроблена и отброшена в сторону, открыв дорогу к руднику.

А ровно в полдень, во время перерыва, землекопы обнаружили тело бригадира Солдатенкова, предательски убитого ножом из-за угла.

Он лежал ничком у отброшенного взрывом валуна, поджав руки, словно в последнее мгновение хотел подгрести к себе землю, за которую отдал жизнь.

…В кабинете начальника заставы стояла тишина.

Сабо долгим напряженным взглядом смотрел на Макарова.

— Когда вы вскрыли этот конверт? — сухо и неприязненно спросил он.

— После возвращения из Ашхабада, — мучительно краснея, ответил Макаров.

— А получили?

— Получил это письмо на вокзале, в день отъезда. Я положил его в сумку, ну и… забыл о нем.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже