Там, где два моря

В «Сарай» пришлось поехать на такси – не пропадать же изысканной восточной кухне за двадцать пять евро.

«Караван в Сарае» стоял под открытым небом, и двести, не меньше, человек рассаживались за столами вокруг сцены, чтобы есть, пить и веселиться. Маша выглядывала в толпе знакомые лица, и это предприятие уже представлялось безнадежным. Мир разделился на своих и чужих, только «чужие» были сейчас милее «своих», и Маша искала глазами уже любое свободное место, как возникла Яна. Она стояла у стола, за которым сидели Лида и Павел – какое счастье! – и что-то им говорила. Лицо у нее было чуть бледнее обычного, как будто бело-фисташковая маечка могла дать на него свой отсвет. «Переживает? – подумалось Маше. – Так ей и надо!» Она не загадывала, что будет в следующую минуту, слишком устала, Янка решила все сама. Она тоже увидела Машу и рванула от нее, как от носителя атипичной пневмонии. «Что это было?» – любят говорить в американских фильмах. И «Почему бы и нет?» – Ну нет так нет. «Are you o’key?»

Машка рухнула на лавку, поставила локти на дощатый стол, уже как-то накрытый для ужина, и огляделась.

Кроме Лиды и Паши за столом были тетенька, про каких говорят «славная» и «простая», мужик рабоче-крестьянского вида и некрасивая девочка лет пятнадцати.

Семейство не являло собой «эстеблишмент». Просто ей, бывшему «совслужащему», в свое время немножко повезло с работой в хлебном месте. И теперь они здесь – отдыхают как люди – она, женщина дородная и добрая, каких много, он, хозяин в доме и трудяга в ковбойской рубашке, но отнюдь не держатель финансов, да дочурка-переросток, неродная ему.

– На вас лица нет! – простодушно воскликнула тетя, поглядев на Машу.

Еще бы. Даже накраситься было некогда. А злые турки выпили всю кровь, так сильно им хотелось денег, заработанных ее папой. Шопинг удался, ноги подкашивались от усталости. «У тебя губки, как у Кэтрин Зета-Джонс – такие только целовать!» – говорил один красавчик на трех языках сразу. Он хотел показать Маше «настоящий Мармарис, Мармарис не для туристов», уговаривая выбросить билет в «Караван-Сарай», но еще больше он хотел продать ей полмагазина. Не повезло ему. За двумя зайцами, как водится, погонишься... Поэтому Маша чуть не прошла сквозь невидимое стекло, что служило дверью. Красавчик обиделся навсегда и повернулся спиной. Университет в Стамбуле заканчивает, а русских поговорок не знает!..

Слава богу, можно вернуть долг новосибирцам. И они спишут набежавшие за день проценты. Шутка.

– Ну что, уже три дня не разговариваете? – спросил Павел, принимая деньги.

– Вроде того, – ответила Маша, вспомнив сегодняшнее утро, Яну и завтрак «с лохом».

– Яна-то не летит завтра с вами, – огорошил Паша, – да, она остается!..

– Как?.. – Маша точно чего-то не понимала. – Как остается?..

Ей уже приходило в голову, что они вовсе не обязательно будут сидеть в соседних креслах, сцепившись мизинцами: «Мирись-мирись и больше не дерись!», но чтобы вот так – не ехать совсем?!.

– Да, она познакомилась с турецким пашой и остается, – продолжал Павел, посверкивая золотой фиксой в турецкой ночи.

– Вы что, так шутите?! Какой еще паша?! – Маша почти возмутилась, призывая шутников к ответу, сознавая при этом, что от Яны можно ожидать чего-угодно.

– Да ну, какие шутки! – убедительно возразил Паша, а правильная Лида выражала молчаливое согласие.

Машка окончательно перестала хоть что-нибудь понимать, а в голове крутился сегодняшний эпизод с турком, сулившим вернуть ей деньги за билет в «Караван-Сарай».

– Да это же наши! – оживилась тетенька, едва начался концерт.

Конечно же! У них в Ставрополье кабардино-балкарцы ну в таких же костюмах и пляшут! Стоило для этого приезжать всем гамузом за тридевять земель!

Ели-пили, веселились. Зажигательная пляска сменилась зажигательным шоу: факир глотал огонь, выдыхал пламя и прыгал через костер. «Газпром!..» – пошутил кто-то из публики, и женщина живо откликнулась:

– Газпром? Я – Газпром!

Мужик ейный уже не выдерживал накала таких страстей, стал совсем красен лицом, быстро скис, опал на натруженные руки и явил турецкому небу клетчатую спину и взъерошенный затылок. Мама и дочь никак на это не реагировали. Привычное дело. Хороший у них папка: не шумит, не скандалит. За него никогда не приходится краснеть. Он делает это сам.

– Маша, расскажешь мне, как у тебя все сложится, если я тебе напишу? – спрашивала Лида.

– Ой, вроде взрослые обе девки... – «переживал» Паша.

Они оба сильно переживали, за водочкой бегали часто – такие порядки в этом «ресторане», а без горячительного проглотить то, что им принесли, было ...ик, затруднительно.

Яну она видела среди танцующих. Движения были какими-то заученными, и лицо выглядело напряженным... Какой такой паша?..

Турецкая ночь все не заканчивалась.