Там, где дым

– Чармиан – правильно я произношу? Это у Клеопатры была такая придворная дама. Честно говоря, я рад, что она выехала отсюда. Ну, теперь, если просто продать все барахло, что она оставила... Я сказал ей, знаете... Я сказал, что если новый квартирант не купит, то я все выброшу на свалку. Гостиную она называла «королевскими покоями», вам следует взглянуть. Вы, наверное, никогда не видели такого количества никчемного барахла из магазина бывших в употреблении вещей. Я заходил к ней пару раз, чинил ей то одно, то другое. В этих старых домах всегда что-нибудь выходит из строя. Свет она все время держала выключенным, жгла свечи; в потемках я с трудом разбирал, что делаю. Да еще эти благовония. Господи Иисусе, все здание от них провоняло! И еще она ставила пластинки с жутковатой струнной музыкой и иногда сама с собой разговаривала, словно бы на иностранном языке – на египетском, наверное. Я египетского не знаю, а вы?

– Я тоже не знаю.

– Да, она сдвинутая. Очень жаль, конечно. А из хорошей семьи.

– Родители ее еще живы?

– Оба. С отцом не приходилось встречаться, хотя Натали много рассказывала про него... Птолемей Одиннадцатый, как вы уже знаете. – Дурски закатил глаза к небу и вздохнул. – Они с матерью разведены. А мать – хорошая женщина. Всегда заговаривала со мной, когда приезжала к дочери, если видела меня на улице. Мы были с ней в приятных отношениях. Ее зовут Вайолет. Вайолет Флетчер.

– Где она живет?

– Где-то ближе к окраине. По-моему, на Фермонт. Могу ошибиться.

– Мистер Дурски, – сказал я, – не случалось вам видеть, чтобы Натали носила подвеску с яшмой...

– Да, конечно, постоянно носила. Она говорила, что это подарок брата. Птолемея. Говорила, что он нанял самого лучшего скульптора в Александрии вырезать на яшме ее профиль. Сдвинутая, верно?

– Человек, который живет напротив нее через холл...

– Вейкфидд?

– Да. Он сказал, что никогда не видел на ней этого украшения.

– Ну, он такой человек, очень занят собой. Вполне вероятно, что он не заметил.

– А давно ли он живет здесь?

– Въехал около двух месяцев назад. И все-таки, что такое натворила Натали?

– Мне ни о чем таком не известно. Просто хотелось бы поговорить с ней. Вот и все.

– Стэн! – раздался из глубины квартиры женский голос. – Ты там с кем-то разговариваешь?

– Нет, Роуз Энн! – крикнул он в ответ. – Я сижу на кухне и разговариваю сам с собой.

– Стэн?

– Конечно, я не один. Мы разговариваем с полицейским.

– Не надо морочить мне голову, Стэн, я не такая дура, – сказала она.

– Мистер Дурски... Вы говорили, что Натали дала вам ключ, когда...

– Да.

– И он по-прежнему у вас?

– Да.

– Могу я осмотреть эту квартиру?

– Почему нет, – сказал он. – Вы похожи на честного человека. Кроме того, там есть только никчемное барахло. У меня однажды был пожар в квартире 7С, жильцов дома не было, явились пожарники и унесли все, что не было прибито к полу гвоздями. Не просто так пожарники заработали себе прозвище «Сорок воров». Кроме того, наведываются сюда всякие полицейские в поисках нарушений, грозят штрафами и выманивают взятки. Но вы, я вижу, человек честный. В любом случае весь этот мусор я хочу выбросить. Если его не купит новый квартиросъемщик. Дать вам ключ?

– А вы со мной не хотите пойти?

– Нет, я хочу снова лечь спать. Просто когда закончите, бросьте ключ в мой ящик. Договорились?

– Стэн! – крикнула его жена. – Ты что, не выключил телевизор?

Глава 15

Я отпер дверь Натали, не потревожив соседа напротив, Амоса Вейкфилда, бесшумно прикрыл за собой дверь и только тогда стал шарить по стене в поисках выключателя. Он оказался слева от входа.

Крохотную прихожую от комнаты отделяла вышитая бисером занавеска. Обои в прихожей были белые с темно-зеленым, почти черным узором из пальмовых листьев. Я отодвинул занавеску, нашел еще один выключатель на косяке, включил свет и тотчас оказался в Древнем Египте – для бедных.

Комната также была оклеена обоями с пальмовыми листьями. У стены напротив вышитой бисером занавески расположились две чахнущие, но настоящие пальмы. Они стояли по обе стороны громоздкого плетеного кресла, покрытого из распылительного баллончика золотой краской, – это был, несомненно, трон Клеопатры. На сиденье лежала пурпурная подушка. Пара таких же по форме и размеру подушек, белая и голубая, валялись на полу перед троном. На стене за троном висели гравюры в рамках, изображающие пирамиды, сфинкса, реку – видимо, Нил, фриз с гробницы фараона и очень живой рисунок кобры. Два невыцветших прямоугольника на обоях говорили о том, что на этих местах прежде тоже висели картины. В стене слева от трона была видна закрытая дверь, обклеенная обоями с пальмовым рисунком, а на полу лежал то ли матрас, то ли мягкий резиновый коврик, обернутый в пурпурную ткань. Я подошел к двери и открыл ее.