Там, где дым

Я знаю очень много полицейских, особенно детективов, которые слишком быстро готовы прийти к заключению, что кто-то виновен в чем-то всего лишь потому, что похож на «нехорошего» человека. В девяти случаях из десяти это означает, что он просто черный – разумеется, подозреваемый ничего с этим поделать не может. Я знаю одного белого детектива весом двести фунтов, который избил черного почтового служащего весом сто десять фунтов, возвращавшегося домой с работы в два часа ночи, – потому что тот был похож на «нехорошего» человека. Позднее он обвинил последнего в сопротивлении аресту. Я знаю еще одного белого детектива, даже двоих, они напарники. Расследуя дело о наркотиках, они вломились в квартиру, где черный подросток дымил закруткой с марихуаной. У подростка ничего больше не было, кроме этой самой закрутки, да и от нее оставался бычок длиной с таракана. Во всем остальном парнишка был чист. Но осведомитель сказал, что в квартире 6А – фабрика наркотиков, а это была именно квартира 6А, и в ней – этот тщедушный подросток в майке, полупьяный от марихуаны, не понимающий, о чем с ним говорят. Они решили, что он похож на «плохого». Уронив на пол три никелевых контейнера с героином, они позвали патрульного в качестве понятого, и когда потом в суде трое полицейских давали показания против мальчишки, превратили его в короля наркомафии. Мальчишка отбывает сейчас срок в тюрьме Бранденхейм, на севере штата. Вероятно, когда выйдет, он по-прежнему будет похож на «плохого».

Некоторые черные детективы – не лучше. Особенно там, где это касается их собратьев. Я знаю черного детектива, арестовавшего черную женщину за нарушение раздела 887 Уголовного кодекса. Это раздел, определяющий проституцию. В суде он утверждал, что она подошла к нему на улице, спросила, не желает ли он хорошо провести время, назвала цену, отвела в специальную квартиру и перед ним «обнажила свои наружные половые органы», – до этого момента в нашем городе нельзя арестовывать за порочное поведение. Обвинение сработало. Женщину приговорили к году содержания под стражей в женском исправительном учреждении в Эшли-Хилз. Ни один сутенер не внес залога, пока она ожидала суда, ни один адвокат не явился выручить ее – а ведь иные женщины, бывало, отделывались штрафом в пятьдесят долларов и пинком под зад. А все потому, что она не была проституткой. Она была маникюршей в салоне красоты. Детектив, арестовавший ее, месяцами ходил вокруг салона, пытаясь заговорить с ней. Наконец он набрался храбрости и попросил ее о свидании, а когда она отказала – она была замужем, – арестовал ее, на следующий же день.

Я вовсе не хочу сказать, что все полицейские нашего города – расисты, полные дураки или просто близоруки – черт с ними. Я всего-навсего пытаюсь объяснить, почему на меня смотрели настороженно, молчаливо, подозрительно и злобно, когда я шел мимо подъездов и рынков, баров и бильярдных, церквей, парикмахерских, банков и пустых участков, – даже дошкольники, играющие среди мусора, поглядывали на меня с нескрываемой враждебностью. Полицейский – это полицейский.

Дом, в котором жил Чарлз Каррадерс, был построен из красного кирпича, но выглядел серым – как все прочие дома в квартале. На верхней ступеньке подъезда стояла толстая женщина в синем платье и темно-синей шерстяной кофте с пуговицами. На руках она держала спящего ребенка. Я кивнул ей, вошел в вестибюль и сразу увидел почтовые ящики. Под потолком светилась лампочка без абажура. Замки на четырех ящиках были сломаны. Именной таблички с именем «Чарлз Каррадерс» я не нашел. Я снова вышел на улицу.

– Извините, – сказал я женщине.

– Ребенок спит, – предупредила она.

– Вы не знаете, в какой квартире живет Чарлз Каррадерс?

– Нет.

– Я оценщик размера страхового убытка, – сказал я. – Компания «Оллстэйт» поручила мне вернуть чек мистеру Каррадерсу, но...

– Ах, так вы оценщик страхового убытка! – воскликнула женщина. – Черта с два! Вы полицейский, вот вы кто.

– Я был полицейским, вы правы, – согласился я. – А как вы узнали?

– Ха! – презрительно выдохнула она.

Я потянулся в карман, извлек черный кожаный футлярчик, открыл и показал ей золотой значок.

– Смотрите, – сказал я, – здесь сказано «в отставке». Вот, прямо здесь, под надписью «детектив-лейтенант».

Она посмотрела на значок и кивнула.

– Гм, – задумалась она.

– Как вы узнали, что в прошлом я был полицейским?

– Так, догадалась, – сухо ответила она. И заново стала сверлить меня взглядом, склонив голову набок. Голова ребенка при этом лежала на другом плече. – Так вы из страховки?

– Да.

– Из «Оллстэйт»?

– Доверьтесь «Оллстэйт» – и вы будете в хороших руках, – сказал я и улыбнулся.

– И у вас для Чарли есть чек?

– Если сумею его найти.

– А что же не пошлете чек по почте?

– Мне нужна его подпись. На квитанции.

– А на сколько чек? – спросила она.

– Так, немного. Семьдесят четыре доллара двенадцать центов. Но я бы хотел завершить все формальности, и если я его не найду... Он живет в этом доме?