Там, где хочешь

Предложил ей встретиться на Сен-Мишеле, у фонтана Влюбленных. Никто не влюблен, но фонтан располагает к романтическому настрою. Хотя он оказался бессилен, когда на встречу заявились кикиморы из Интернета. Сейчас другое. Мечтательная провинциалка, художница с солнечными глазами — все ей интересно, живая, смешливая. Подумал и погладил белую рубашку.

15

— Они посмотрели твои рисунки?

— Ну конечно, мам. С моим французским мне оставалось только картинками брать…

— Понравилось им?

Мама трогательная такая. Приняли же… Хотя за деньги чего не бывает.

— Марин, помнишь, я говорила про бездарного актера и его маму? Не просто так. Твой отец заносчивый, потому что его перехвалили в молодости. Он себя вторым Модильяни возомнил. Я ему: «Ты алкаш», а он в ответ: «Гениальный алкаш».

Мама любит пережевывать одни и те же истории. Это не из-за потери памяти, просто у нее в жизни ничего нового не происходит.

Мама жалуется на отца, потом спрашивает, красив ли Париж и не обижают ли ее девочку фотограф и актер.

— Мам, тут чудесно… Жаль, гулять не с кем. — Марина подумала про Корто и улыбнулась.

Маму волновать нельзя — никаких намеков на возможного претендента. Когда вопрос с Францией решился, мама забыла про ишака и размечталась о белой кобыле. В Париже ведь все кавалеры конные. Так что слово выронишь — покоя не жди.

— А твой квартирный хозяин к тебе интереса не проявляет?

— Фотограф?

Это контрольный вопрос. На представителей творческих профессий у мамы аллергия. У нее один уже есть дома, храпит на диване, наорался на ведущего программы «Апокриф», нежитью обозвал, непонятно за что, видимо, по инерции.

Мама переводит тему:

— Кстати, ты помнишь эту историю про бездарного актера?

Марина не успевает открыть рот.

— Ну, его на премьере освистали, режиссер рвет волосы, а актер счастливый такой… Режиссер кричит: «Чему радуешься? Провалили спектакль!» Актер пожимает плечом и отвечает с блаженной улыбкой: «Маме понравилось…» Понимаешь, почему я тебя стараюсь не хвалить?

Марина заметила знакомый силуэт — и ей радостно стало. Просто смотреть на этого Корто было радостно.

16

К набережной пришвартованы кораблики — внутри темно. Скользящие огни обливают их светом, гонят тени из-под моста, — жирненькие речные трамвайчики ползут, утыканные довольными личиками. Под ногами — булыжники, и в ложбинки между ними неудобно соскальзывает каблук.

— Послушай, Корто…

— Вообще-то, я Денис. Корто — одна сотая от Дениса.

Гонки теней по стене набережной, по крупным белым камням.

— Я ж только с этой одной сотой знакома. К ней и обращаюсь…

— Хоть знаешь, кто такой Корто Мальтез?

Герой знаменитого во Франции итальянского комикса, авантюрист и красавчик, исколесивший полмира в поисках приключений, Корто Мальтез «жил» в начале прошлого века. «Знался» с Распутиным, Германом Гессе, Джеком Лондоном и даже Иосифом Джугашвили. Любимец женщин.

— На твоем месте я давно уже сделал бы выводы.

— Не примазывайся к чужим подвигам…

Поднялись в старый город, в узкие улочки.

— Улица Кота, Который Ловит Рыбу, шестнадцатый век. По легенде, тут в таверне обретался недюжинного ума котяра. В свободное время он ходил на рыбалку, добычу волок хозяевам. Всем бы такого кота. Хотя я котов… не очень.

— А ты бульон из них пробовал?..

Протопали еще немного.

— Это самое старое дерево в Париже. А напротив — самая старая церковь, бедного святого Жюльена.

Дерево того и гляди рухнет. А церковь какая-то не впечатляющая.

Марина отстает на пару шагов, смотрит Денису в спину. Белая рубашка, брюки. Не заинтересовался бы — притащился б в майке «про идиотов» и драных джинсах.

— Улица Жит-лё-Кёр, девятнадцатый век. Почему так названа, есть идеи?

– “Coeur”… «сердце»… Какая-то любовная история?

Походка развинченная, руки-в-карманы. Начинает нравиться. Сильно.

— Это лирика, художница. Реальность банальна — название пошло от Жиля лё Кё, что в то время означало «Повар Жиль». Кстати, о еде. Погрызть ничего не хочешь? Приглашаю.

17

Оккупировали столик на улице. Взяли по кроличьей лапе: не разорительно.

Клелия. Пальчики серебром унизаны. Кивнул:

— Можно посмотреть?

Протянула правую руку, растопырила пальцы. Сжал их:

— Попалась.

Вырываться не стала, повела плечом, подцепила на вилку картошину:

— Как есть-то будешь?

— Без ножа. Ну его, этикет этот.

Молчали с минуту, жевали. Она первая начала:

— Тебе здесь не одиноко?

Кролика ковырять неудобно, отпустил ее.

— Обычно вопрос формулируется иначе. А именно: «Ты не думал вернуться?» Я отвечаю, что идея блестящая.

Они все, кого «с большой земли» ветром заносит, спрашивают. Медом у них там на Руси намазано, что ли? Но тут — удивленный взгляд:

— Я совсем не о том… Просто страна-то чужая, хоть и красивая.

Хорош аргумент: красивая. Удобная, да. И без азиатской дикости.

— Спустя десять лет не такая и чужая. — Помолчал. — Можно подумать, Казахстан родной. Из этого «родного» уже полтора миллиона русских драпануло — с тех пор как у казахов национальное самосознание проснулось, и оказалось, что со сна у него плохое расположение духа.

Улыбнулась, вроде как с понимающим видом:

— Достали их колонизаторы…