Там, где Крюков канал...

Петербург александровского времени был богат происшествиями, по которым вполне можно создавать повести, полные приключений и страстей, блистательных героев и мрачных эпилогов. В 1817 году недавний лицеист Александр Пушкин был потрясен трагической развязкой интриги, в которую были вовлечены несколько виднейших фигур веселящегося Петербурга: А. С. Грибоедов, А. И. Якубович, А. П. Завадовский, П. П. Каверин, А. С. Строганова и В. В. Шереметев. В центре драматического события оказалась «первая пантомимная танцовщица» Авдотья Ильинична Истомина, славившаяся среди столичных театралов не только своим искрометным искусством, но и красотой. Вот как описывал ее один из тогдашних балетоманов: «Среднего роста, стройная брюнетка, с огненными черными очами, прикрытыми длинными ресницами, оттеняющими ее прелестное лицо».

Ш. Л. Дидло. Первая четверть XIX в.

Сохранившийся рисованный портрет Авдотьи Ильиничны действительно передает прелесть ее томного взора, выразительность и обаяние приветливого милого лица. Правда, недруги и завистники восемнадцатилетней балерины отмечали ее «довольно развитые формы тела», свидетельствующие о некоторой склонности «танцорки» к полноте. Острые языки сплетниц и сплетников разных мастей сравнивали Флору – Истомину с богиней плодородия Помоной.

Молодая красивая балерина кружила тогда головы многим столичным повесам. Балетные предания свидетельствуют, что «страстная, увлекающаяся Евдокия Истомина легко поддавалась вспышкам любви, ее всегда окружали толпы поклонников, у которых она любила разжигать страсти и ревность. Именно подобный легкий и пылкий нрав танцовщицы и стал главной причиной случившейся трагедии в кругу известных петербургских театралов, участников бессмысленного поединка, закончившегося гибелью одного из поклонников балерины Истоминой».

Ф. Иордан. А. И. Истомина – Флора. 1825 г.

Соучастник этой дуэли А. С. Грибоедов, недавний корнет Иркутского гусарского полка, в Петербурге подружился с сыном одного из бывших фаворитов Екатерины II – А. П. Завадовским. Граф Александр Завадовский вернулся из Англии, где овладел не только языком, но и манерами английских аристократов. Среди веселящейся молодежи и в свете он отличался некоторой надменностью и слыл чудаком. Современники писали: «Его называли Англичанином. Редко можно было видеть фигуру страннее по наружности, имевшую какой-то английский склад, по походке, по ухваткам и по растрепанному костюму. Он был, в сущности, хорош собою, но до невероятности разгульная жизнь наложила на него яркую печать».

В столице граф Завадовский начал проматывать огромное, оставшееся после отца состояние, и его квартира в доме Чаплина на Невском проспекте стала местом попоек и кутежей «золотой молодежи». Позже Грибоедов воспроизведет чопорную фигуру своего петербургского знакомого в одном из приятелей Репетилова – князе Григории.

Скажу тебе: во-первых, князь Григорий!!!
Чудак единственный! Нас со смеху морит!
Век с англичанами, вся английская складка,
И так же он сквозь зубы говорит.
И так же коротко обстрижен для порядка.

Не забыты автором комедии и кутежи на квартире графа Завадовского:

У князь Григория теперь народу тьма,
Увидишь человек нас сорок,
Фу! Сколько братец там ума!
Всю ночь толкуют, не наскучат,
Во-первых, напоят шампанским на убой,
А во-вторых, таким вещам научат,
Каких, конечно, нам не выдумать с тобой…

У Завадовского Грибоедов в тот период дневал и ночевал до тех пор, пока дружба с графом не сыграла с ним роковую шутку.

Не менее интересен и третий участник трагического поединка – бретер, театрал, оратор, а впоследствии активный декабрист, приговоренный к ссылке в Сибирь, – А. И. Якубович.

По отзывам современников, это действительно был «замечательный тип военного человека: высокого роста, смуглое лицо его имело какое-то свирепое выражение; большие черные навыкате глаза, словно налитые кровью; сросшиеся брови; огромные усы, коротко остриженные волосы и черная повязка на лбу, которую он постоянно носил в то время, придавали его физиономии какое-то мрачное и вместе с тем поэтическое значение.

С. Бондар. Портрет А. С. Грибоедова. По оригиналу И. Н. Крамского

Когда он сардонически улыбался, белые, как слоновая кость, зубы блистали из-под его усов и две глубокие резкие черты появлялись на его щеках, тогда эта улыбка принимала какое-то зверское выражение.