Там, где лес не растет

Хонга Кокора, жена кузнеца, сидела на крылечке общинного дома и смотрела на тропинку, терявшуюся в лесу. Она часто сидела так с той поры, когда проводила по этой тропе своего старшего сына. Просто сидела, смотрела за околицу и ждала. Вот уже третий год.

Где-то там, в нескольких днях пути, за двунадесятью болотами и оврагами, лесная тропка выводила к наезженной дороге, а та, в свой черёд, – на галирадский большак, что тянулся к стольному городу над берегом моря… С того времени, как первенец запропал вдалеке, пустившись из дома, у его матери успел народиться сынишка, не видевший старшего брата.

Когда в кустах у тропинки наметилось движение и мелькнула пёсья серая шерсть, Хонга Кокора молча ахнула и едва не вскочила навстречу. Но на открытое место вышла степенная старая сука, сопровождавшая детей в лес за первой кислицей. Сука улыбалась, помахивая пушистым хвостом, и не всякий распознал бы за благодушной повадкой ярость и мощь, ничуть не ослабленную годами.

– Мама! – От стайки детей отделился белоголовый мальчонка и побежал к кузнечихе – похвастаться нежными листьями, собранными для щей.

…И, внезапно споткнувшись, упал на бегу. Берестяной бурачок с кислицей вырвался из руки и покатился вперёд.

Веннские дети, даже самая сопливая мелюзга, не таковы, чтобы, случайно упав, оглашать всю деревню жалобным плачем. Вскакивай, отряхивайся и дальше беги! Но малыш не поднялся.

– Мама, – позвал он испуганно, – ножки не идут…

Солнце погасло, небо налилось чудовищной чернотой. Хонга Кокора потом вспомнить не могла, как бежала через двор, и сердце, кажется, летело впереди неё, выскочив из груди. За домом прекратился стук молотка. Из кузницы, бросив работу, мчался Железный Дуб и с ним два сына-подростка. Встревоженная сука спешила от ворот, но Хонга обогнала всех.

Она готова была уже подхватить малыша, когда тот всё-таки сел. Перевернулся на четвереньки, потом встал, перемазанный зеленью и землёй.

– Идут ножки, – сказал он удивлённо.