— Скорее, с очень большим желанием не обмануться на твой счет.
Сказав это, Федор Валерьевич допил остатки кофе и смачно выдохнул. Посмотрел на пустую кружку Даниила.
— Ну что, может, еще немного, для тонуса? Или «чистым» коньячок изволишь?
После посиделок со старым учителем Даниил спустился на первый этаж Дома культуры, где находился основной зал, с рядами деревянных кресел с твердыми спинками и небольшой сценой, замершей в тишине и ожидании гостей. Еще была курилка, в которой регулятор культуры был выкручен на минимум и порой проскакивали, а то и вовсе извергались пулеметной очередью матерные слова, и стоял сизый дым, и бычки порой сыпались мимо пепельниц. Рядом с курилкой располагалась репетиционная точка, куда как раз и направлялся Даниил.
Он долго привыкал к грифу гитары. Пальцы левой руки быстро уставали от острых прикосновений металлических струн; пальцы правой руки потеряли послушность и вели себя так, будто напились отдельно от Даниила и наслаждались теперь своей собственной жизнью.
Потом пришли два пацана лет четырнадцати. Одним из них оказался племянник Пал Палыча. Тот, что приходил в отдел пару месяцев назад. Имени его Даниил не помнил, потому называл его напарником. Хмель гулял в голове, и хотелось играть громкую музыку, и хотелось веселья, но налетел какой-то холодок, будто бы от душевной пустоты, будто бы оттого, что детали, которые должны были оставаться долговечными, изнашивались. Их срок подходил к концу, но мириться с этим было тяжело, и хотелось закрыть глаза на все проблемы, нарастающие снежным комом, и просто жить на автомате, просыпаясь и засыпая, и так до конца, пока смерть не разлучит нас, черт возьми!
Был момент, когда Даниил закрыл глаза, и была только музыка. Жужжал перегруз, и звонкими волнами перекликались тарелочки. Ну а потом появилась Алина, и было в ее появлении что-то волшебное, легкое и чрезвычайно необходимое.
— Я была тут неподалеку… — сказала она.
Даниилу подумалось, что она уже как пару месяцев всегда находится где-то неподалеку, но вот причин для встреч как было мало, так и оставалось, и лишь на такие вот случайности, как эта, и можно было рассчитывать.
Хотя был ведь тот вечер, через пару дней после Прохора Кондрашова, после долгих разбирательств. Тогда они договорились встретиться в понедельник после работы и встретились, несмотря на то что Даниила знобило из-за налетевшей резким порывом ветра простуды. Он еще сказал Ольге, что допоздна задержится на работе, и Ольга пожалела его, ведь он выглядел чертовски уставшим.
Может, именно из-за усталости, физической или же эмоциональной, Даниилу та встреча показалась лишь необходимой формальностью, по типу тех встреч с родственниками, когда на протяжении всего застолья думаешь о своем или пьешь сверх меры, чтобы словить хмельное веселье. Причем чувство такое у Даниила возникало не из-за того, что ему было скучно или не о чем было поговорить со своей первой любовью. Ему казалось, что скучно было именно Алине и что она как-то нервно поглядывала на часы, и переживала из-за чего-то. Впрочем, несложно понять, из-за чего переживает замужняя женщина, сидя за столиком в ресторане с чужим мужчиной.
В этот раз она уже не смотрела на часы и улыбалась чаще, да и сам Даниил находился в прекрасном расположении духа. Его уже не удручали мысли об изношенных деталях, и о работе, и конкретно о том, что Прохор Кондрашов мог оказаться лишь случайным человеком, и что в деле Черепанова не все так просто, и что впереди еще много работы, за которую никто особо браться и не планирует. Он вообще старался не думать о делах домашних и рабочих, и это было куда проще, нежели перестать разглядывать Алину тайно, не упираясь взглядом во взгляд и тем самым не стесняя свою спутницу.
— Вообще, я к подруге заходила, — объясняла Алина, когда они с Даниилом стояли на широком крыльце у главного входа. — Может, помнишь Ксюшу Лебедеву? Она со мной в одном классе училась. Высокая такая.
— Да, наверное, помню, — ответил Даниил, пожав плечами. — Знаешь, мне кажется, что я все больше выдумываю то время и все меньше вспоминаю его.
— Точно. Как моя бабка, Таисия Павловна. Говорит, что помнит себя еще в пеленках, — усмехнулась Алина, доставая из пачки тонкую сигаретку.
Она курила изящно, и Даниилу нравилось наблюдать за тем, как она, обхватывая сигарету тонкими пальцами и складывая губки, втягивала дым, а после выпускала его, чуть приоткрыв рот, и дым этот чуть вихрился у впадинки над верхней губой.
— Ну, я ведь еще не в том возрасте, да и в пеленках я себя пока не выдумал, — Даниил тоже закурил. — Пока остановился на школьных годах. Незадолго до отъезда. Знаешь, как будто жил на свете другой человек и теперь ты о нем от кого-то постоянно слышишь, и фотографии его видишь. Странное чувство.
Они пересеклись взглядами, буквально на мгновение. Алина сдалась первая и отвела взгляд в сторону, туда, где над набережной кружили чайки.
— В общем, Ксюша стала местной знаменитостью, — продолжила говорить Алина, оставив тему памяти.