Странно, но мне кажется, что раньше, еще лет пять назад, в городе было как-то поспокойнее. Наверное, я просто был слишком мелким и не интересовался подобными вещами. Хотя нет, постойте. Детишки — народ кровожадный. Для них и кровь, и смерть — все утрировано. Становясь старше, будто начинаешь лучше чувствовать смерть, ее явное присутствие в… жизни.
Интересно, что сказала бы об этом Ольга Евгеньевна? Не понимаю я, почему она так низко оценивает каждое мое сочинение. Хоть убей, не понимаю. Может, я ей просто не нравлюсь?
Помню, когда она впервые вошла в класс, я от нее взгляд оторвать не мог. Есть в ней что-то привлекательное. Знаю, моя восторженность звучит странно. Тем более, она замужем за моим напарником. Дядя Даня, прочитав такое, стер бы меня в порошок. Мне кажется, он очень сильно любит ее. Иначе почему страдает?
После того случая на дискотеке я его не видел. Стоп… это ведь с Русланом Галимуллиным он дрался тогда, на дискотеке, разве нет? Странно получается. Хотя, может, эти два события не имеют между собой ничего общего. Каждую субботу на дискотеке кому-нибудь нос ломают. Одна из прелестей досуга в здешних краях. Когда же я, наконец, уеду отсюда?
3
Евтушенко был за рулем служебного уазика. Поздним вечером они с Даниилом ехали с вызова. Отец избил родную дочь. Старый ублюдок был пьян, потому пришлось отвесить ему пару приводящих в чувство ударов. Жертва — тридцативосьмилетняя Людмила, работавшая в продовольственном магазине и не так давно попавшая под сокращение, — умоляла не забирать отца, а сама собрала вещи и ушла из квартиры.
— Если бы сегодня дежурил Галимуллин, он бы этого Новосельцева точно пристрелил, — сказал майор, закуривая.
— Да он не в себе… — только и сказал Даниил.
Евтушенко усмехнулся.
— Даже не стану уточнять, о ком ты ведешь речь.
Даниил развел руками.
— Ну а тебе не кажется, что у Руслана иногда крыша едет?
— Будь моя воля, я бы и сам этого старого козла хорошенько обработал. Но у меня, знаешь, уже возраст такой, когда взвешивать каждый шаг начинаешь. Руслан ведь чуть старше тебя. Считай, молодой. Кровь кипит. Война его покалечила, конечно, но он по-своему прав в своей грубости. Такие люди в милиции тоже нужны, Дань.
Даниил лишь хмыкнул в ответ. Он запрокинул голову, разминая уставшую шею, и тут его взгляд упал на бесформенный объект на обочине дороги.
— Пал Палыч, останови-ка, — сказал он.
Когда уазик взвизгнул тормозами и остановился на обочине, Даниил вышел из машины и сделал лишь несколько шагов по хрусткому снегу. Перед ним лежала в неестественной позе мертвая дворняга.
— Сукин сын… — выругался Даниил.
— Ты чего? — спросил Евтушенко, выходя из машины.
Он встал рядом с Даниилом и долго смотрел на бездыханное тело животного. Лапы и хвост чуть припорошило снегом. Пасть замерла в оскале. В боку зияла черная дыра.
— Мне уже надоело натыкаться на этих мертвых дворняг! — сказал Даниил, махнув рукой. — И мне насрать, что у него есть разрешение…
— У кого есть разрешение? — нахмурившись, спросил Евтушенко.
— Да у этого… с темной мордой. Не знаю, как его зовут.
Пал Палыч в ответ только покачал головой.
— Честно говоря, я не совсем понимаю, о ком ты говоришь.
— Да как же так? — возмутился Даниил. — Он еще с лета тут отстрелом собак занимается. С карабином по городу шастает. Детей пугает… да чего там — и взрослых тоже! Вот его точно надо закрывать. Больной ублюдок!
— Не горячись ты так, — спокойно сказал Евтушенко. — Ладно, давай псину затащим в багажник…
Сделав дело, Даниил закурил и вернулся на пассажирское сиденье.
— Знаешь, а я ведь думал, что это твоих рук дело, — сказал Пал Палыч, когда они двинулись дальше.
— Ты о чем?
— Да в конце мая, когда мы Кондрашова накрыли, я ведь на машине в город помчался. Когда привез Кирееву с огнестрелом в больницу и все вопросы с врачами уладил, в машину вернулся — сигареты забыл. Почувствовал неприятный душок. В багажник когда залез, так и понял, чем воняет. Ну и вспомнил, кто до вылазки в поселок машину брал.
— Решил, что это я собаку пристрелил? — нахмурившись, спросил Даниил, хотя ответ знал наверняка.
— Не суди строго, но ничего другого на ум не пришло. Ну так что же, это не твоих рук дело?
— Конечно же, нет! Я собак… боюсь я их, короче говоря.
— Ну, чем не повод…
— Не повод! — отрезал Даниил.
На том разговор закончился. Собаку пришлось оставить на помойке — мерзлую землю пробить лопатой было слишком сложно, да и нужно было выезжать куда-нибудь подальше, а после долгой смены одолевала усталость.
Даниилу от истории с очередной мертвой дворнягой сделалось не по себе. Снова вернулось чувство, будто потерял все силы, и захотелось забиться в угол. Дабы избавиться от неприятного ощущения, он глотнул немного коньяка из фляги, когда попрощался с Евтушенко.
Весь день он думал об этом глотке. Закрыл глаза, когда приятное тепло разошлось по телу. Отхлебнул еще немного, после чего неспешно побрел домой, думая, что стоит, все-таки, разыскать этого Темнолицего и прижать его к стенке.